Мраморный меч
Шрифт:
Тера помогала по дому, носила тяжелые корзины с овощами в погреб, носила воду, иногда помогала в шитье и слушала, как Трия сетовала на падчерицу. Мол, Кайя пропал больше нескольких месяцев назад, учеба в академии уже давно началась, все давно похоронили мальчика и не говорили о нем, а Герда еще искала. Расспрашивала у односельчан, чем раздражала их, много времени проводила на кладбище и вечерами, когда Тера куталась в тонкое одеяло и почти засыпала после тяжелого дня, расспрашивала ту о прошлом.
Все еще надеялась, что Тера вспомнит. Однако та быстро поняла намерения девчонки и потратила сутки на придумывание
Были и странности. Иной раз речь за ужином все же заходила о Кайе и Герда сеяла в сердцах родителей зерна сомнения, что не мог брат уйти в лес или провалиться в шахте. Говорила она убежденно, из-за чего даже Трия нервно кусала губы. В такие моменты Тера сильнее всего чувствовала тревогу и опасность, исходящую от девчонки. В один из таких вечеров, будучи утомленной странным состоянием и возросшим аппетитом, особенно тягой к мясу, она узнала о своих способностях. Потом пробовала еще несколько раз на разных людях и получалось одно и то же. Они соглашались со всем, что им говорили, когда Тера смотрела в глаза и говорила медленно, иногда почти шептала. Они верили всему, что она говорила, а если постараться, то и делали.
Так жизнь наладилась.
Тера больше не боялась Герду, потому что увещевала и убеждала каждый раз, когда та заходила в своих размышлениях слишком далеко.
Потом было еще одно странное происшествие, после которого она некоторое время не отходила далеко от дома. Тера ощущала постоянный голод и переплетение ароматов, смотрела на коз, которых пасла и людей, находящихся рядом. Пустота преследовала постоянно, усиливалась, когда рядом кто-то зарезал свинью или сам случайно ранился. Она все больше ощущала вязкость и безвкусие прожаренного мяса, поданного со специями или листвой. Временами накрывала апатия и слабость, появлялось ощущение, что она медленно впадала в спячку и в один день сил сдерживать желания не осталось.
Глубокой ночью, ведомая приступом тошноты, она в ночной сорочке выбежала из дома на задний двор. Отпила ледяной воды из бочки и откинула с лица прилипшие пряди. Холодный ветер с ущелья приятно ласкал разгоряченную кожу, вой волков в лесу уже не пугал, а скорее стал привычным звуком. Медленно, но Тера привыкала к новому миру и училась жить заново. Идиллию момента разрушала пустота внутри и нестерпимое желание съесть мясо, желательно еще пульсирующее. Чтобы оно было еще теплым, живым и пульсирующим, чтобы оставляло на подбородке соленую кровь. Этот образ настолько яркий, а ветер донес изумительный аромат тепла и куры…
Тера не удержалась.
Вкусно. Тепло. Так прекрасно и легко мне не было с детства.
Выкрала из загона соседнего дома наседку и съела, вгрызаясь зубами в мясо. Она ела еще теплое, бьющееся сердце, слизывала с пальцев кровь и осторожно обгладывала кости, опасаясь запачкать одежду. Даже разделась ради этого. Сидя голая на траве, Тера отрывала мясо, вынимала руками органы и отбрасывала их. Почти стонала от наслаждения и долгожданного чувства насыщения. Вернулась в дом
Никто отсутствия не заметил. Голод отступил.
То, что она понесла, стало очевидно, когда живот округлился, а на землю упал первый снег. Трия тогда лишь всплеснула руками и быстро позвала знахарку, которая больно щупала, смотрела осуждающе и вновь щупала, нажимала.
– Понесла девка. Родит после Мальбуна.
Знахарка увела Трию на кухню, где что-то говорила в полголоса, пока сама Тера пыталась побороть накатившую панику. Ребенок. Она уже и думать забыла про него, предполагая, что Освальд отбил ей органы из-за чего зачать будет затруднительно. Да и за время брака Тера ни разу не зачала, не почувствовала жизнь внутри себя, как и не чувствовала ее сейчас. От незнакомого мужчины, человека, который воспользовался положением и ради любопытства переспал с ней, а потом долго хвастался и называл ее уродиной.
От уродца в утробе захотелось избавиться сразу.
Но было уже поздно и этот шаг мог стоить ей жизни. Второй жизни, которую она терять не хотела. Поэтому носила под медленно бьющимся сердцем уродца и лелеяла злость на сына старосты за подобный подарок, на супруга, из-за которого ныл длинный шрам на животе. Тера наивно полагала, что после всего произошедшего, надругательств над телом и странным перемещением, почти возрождением, была бесплодной. В мертвом теле никогда не могло родиться чего-то животе.
??????????????????????????
Из камня птица не вылупится. Может и уродец будет мертв.
Уродец же двигался, дышал, питался от нее и был живым напоминанием падения. Надругательства. Этого простить Тера не могла, не хотела прощать и то унижение, которому подвергла ее знахарка с Трией. Сын старосты почти прилюдно открестился от уродца и назвал ее потаскухой, раз так легко поддалась и сейчас умоляла о вхождении в семью.
Тера никогда никого не молила, не просила ни о чем, лишь неловко ходила по ночам и ела чужих кур. Уродец забирал много сил.
Куры слишком пресные, как и та корова, которую ищут всей деревней.
Трия не видела дальше своего носа, сетовала много, но возилась с ней, массировала ноющую поясницу, втирала травяные мази в отекшие ноги и отдавала самый жирные куски. Отец смотрел со снисходительностью, иногда подолгу задерживался взглядом на животе, потом пропадал где-то почти целый день. Тера против ничего не имела, потому что с ним не общалась, да и слышала пару раз от девок, что тот на кладбище часто ходил.
Считал, что если жизнь у одного забрали, то второму подарили. Скорее всего своего сына он уже видел в уродце, живущим в ее большом и отвратительном животе.
Многие в Яме ее невзлюбили, шушукались за спиной, но сразу замолкали, когда встречались с ней взглядом. Это был ее подарок за все страдания прошлой жизни. Люди почему-то всегда соглашались с ней, выполняли все указы, стоило лишь посмотреть на них пристально и сказать что-то с особой интонацией. Но это не всегда помогало, не спасало от косых взглядов и сплетен. Говорили многое и все было не правдой, потому что Тера никогда не хотела прижиться в таком гиблом месте и не стремилась стать частью семьи старосты.