Мраморный меч
Шрифт:
– Ты где была?! Я так испугалась, когда не увидела тебя. О чем ты только думала? Все, никуда от себя не отпущу, так и знай! – сбивчиво говорила пятая и вновь обнимала, вдыхая аромат пыли и травяного мыла. Вновь обнимала, ощупывала и в конце концов несильно ударила по макушке, потому что сильно испугала.
Отойдя от младшей сестры, пятая впервые обратила внимание на ее спутника. Нахмурилась, склонила голову, рассматривая мужчину пристально, потом пришло узнавание, вместе с этим расширились глаза и приоткрылся рот в немом изумлении. Пятая осмотрела мужчину перед собой еще раз убеждаясь в своих догадках и судорожно
– Первый? – голос охрип и стал неестественно тихим, неуверенным. Девятая видела сестру такой лишь несколько раз в жизни и обычно подобное состояние ни к чему хорошему не приводило. Потому что после этого пятая или влюблялась сильно, или плакала ночами тихо-тихо, чтобы никто не услышал. Конечно, ее слышали, замечали опухшее лицо и морально помогали. Девятая же ненавидела такое состояние сестры, потому что чувствовала себя в такие моменты беспомощной. Как сейчас.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что и брат узнал пятую. На его лице боролась радость от долгожданной, так думала девятая, встречи, и небольшое раздражение, потому что от храма они отошли далеко. Значит, они знакомы. Девятая вновь посмотрела на брата, но не вспомнила, а имя наводило на мысль, что они и вовсе никогда не встречались. Пятую в храм привели намного раньше.
Неожиданно пятая спохватилась, вздохнула шумно и прижала сестру к себе.
– Нечего на улице стоять. Пошли, – пятая кивнула в сторону дома и неожиданно недовольно посмотрела на сестру. Прижала теплую, чуть влажную ладонь к холодной щеке девятой. – Совсем замерзла. Я с тобой еще поговорю про побег! Пошли, с тобой нам тоже стоит поговорить.
Брат на ее слова и тон лишь фыркнул, но покорно прошел следом. Дернул плечом, оказавшись в теплом помещении, посмотрел на закрытые двери, за которыми спали люди и скорее всего хозяева дома. Пятая уверенно шла на второй этаж, таща за собой успокоившуюся девятую, иногда говорила что-то приглушенно, отчего та вжимала голову в плечи. Это хорошо. Безрассудство должно наказываться.
Их комната оказалась маленькой и необустроенной. Две узкие кровати с желтыми пятнами на матрасах, постельное белье, которое выглядело совсем не чистым и комод. Кровати расправлены, а значит они спали или спала только пятая, что вероятнее всего. Вопрос о том, что делала девятая в таверне в такое время оставался открытым, но это уже были не его проблемы. Поэтому он еще раз осмотрелся и сел на край кровати, где лежало скомканное одеяло. Сестры сели напротив. Пятая тихо упрекала девятую в легкомыслии, дергала за ткань плаща, намекая на то, что его лучше снять. Та быстро подчинилась, наверное, боялась злости, положила плащ на комод и вернулась на место, смотря на них исподлобья.
– Так… вы знакомы? – неуверенно спросила она.
Первый вновь фыркнул, закатывая глаза. Но за него ответила пятая.
– Перед тобой сидит первый брат восточного храма. Наши храмы долгое время сотрудничали, да и мы несколько раз встречались. Девятая, это первый брат, он ушел несколько лет назад из своего храма.
– Я возвращаюсь, – неожиданно ответил первый, спокойно вынося разговоры о себе. Он не заметил, как пятая вскинулась, посмотрела на него непонимающе, с толикой какой-то надежды. Девятая с подозрением посмотрела на сестру, потом на брата и не успела задать вопрос, потому что тот продолжил. – Меня здесь больше ничего не держит.
Последний вопрос он задал недовольно, скрестил руки на груди и посмотрел так хмуро, что девятая невольно сжалась. Прижалась боком к сестре, ища у нее защиты, пусть это и выглядело немного глупо. Пятая тоже выглядела смущенно, взгляд отводила и, наверное, все же пыталась как-то объяснить, рассказать, но молчала.
– Мы пошли в долину плачущих деревьев, – тихо и неуверенно ответила девятая. Зашипела недовольно, когда почувствовала боль от тычка в ребра. Брат тоже выглядел недовольным и сурово смотрел на стушевавшуюся пятую.
– Вы сошли с ума.
Пятая улыбнулась неуверенно, немного смущенно. Она и сама понимала, что их задумка, точнее задумка девятой, сумасшедшая и почти невыполнимая. Но оставлять сестру одну не хотелось. Пятая и так уже знала, что до долины дойдет лишь одна из них. Слушая недовольное бормотание первого, который навевал воспоминания и порождал тепло в груди, она глушила в себе радость. Поэтому по-прежнему улыбалась смущенно, вжимая голову в плечи.
– Сейчас и так неспокойно в мире. Все готовятся к пришествию. Да и… – неуверенно начал брат, стуча пальцами по колену. Посмотрел быстро на сестер, вновь задумался, останавливая взгляд на свече. Вздохнул тяжело, как-то недовольно. – Появилось странное, новое пророчество.
– Неужели торговцы вновь воруют видящих? – ужаснулась пятая и невольно прижала к себе сестру. Прижала так сильно и неожиданно, что та пискнула от удивления.
– Нет, – первый покачал головой. – В пророчестве говориться о рождении нового героя, вылепленного из боли, стали и благородства. Только он победит нового монстра рядом с горами.
Девятая слушала его, о пророчестве и вспоминала свое недавнее видение. Белоснежные волосы, железная кольчуга и окровавленный меч. Монстр. Пятая тоже закатила глаза, когда услышала про монстра, о котором говорили почти все. И обе сестры в опасность нового существа, почти человека, не верили. Да и эпоха рыцарей уже давно прошла, поэтому герои просто странно звучали в контексте их жизни.
Говорили они долго. Девятая лежала у холодной стены, смотрела на них сквозь полуприкрытые веки, прислушивалась к их монотонному, успокаивающему голосу. Постепенно она уснула, не дослушала и не обратила внимание на то, как они сели на одну крова и говорили, пока не потухла свеча.
Проснулась девятая на рассвете и поначалу не поняла, что происходило. Сонно посмотрела по сторонам, на пятую, которая трясла ее за плечи и кивала в сторону двери. Уже через некоторое время они вышли из дома, скрывая лица в тени от капюшонов, оставляя в комнате досыпать брата, который так и не ушел.
26
Илзе проснулся рано.
Скорее всего рано, потому что Катарина лежала под одним с ним одеялом, прижималась плотно и обнимала. Было жарко и неловко, от позы уже затекли руки с ногами и неприятно ныли колени. Еще рубашка неприятно липла к потной спине. На самом деле утро начиналось хорошо: его никто не подгонял, не смотрел надменно и непонимающе, вокруг царил уют и сытость. Да, теперь он всегда сыт, одевался хорошо и спал в собственной комнате на собственной кровати. Но это не отменяло того, что его настроение уже было скверным.