Мраморный меч
Шрифт:
От чужого тела, которое воспринималось раскаленной, твердой печкой, настроение портилось. Сразу появлялось множество чувств, которые Илзе отгонял от себя и никогда о них серьезно не задумывался. В его жизни и так много вопросов. От них уже болела голова, появлялись новые вопросы, проблемы и становилось до тошноты плохо.
Поэтому он не думал. Плыл по течению, впрочем, как и всегда.
Катарина рядом недовольно и глухо застонала, зажмурилась, от чего он напрягся. Разговаривать сейчас с ней не хотелось. Однако она лишь выдохнула ему в шею длинно, повернулась на другой бок и вновь уснула. Хорошо. Илзе едва тихо выдохнул, наблюдая за телом перед собой, отслеживая все
Ему по-прежнему неловко, хоть они и спали в одной постели уже продолжительное время. Она всегда к нему приходила, прижималась, целовала, гладила, улыбалась шало. Они засыпали вместе и просыпались. Сегодня Илзе проснулся первым и это хорошо. Вздохнув, он коротко поцеловал её в щеку, потому что Катарина любила поцелуй, особенно утром, медленно встал, следя за чужим дыханием.
Не проснулась.
Поправив рубашку, которую никогда не снимал, взял чистую одежду и медленно, ступая на носочки, направился в купальню. Только там, убедившись в том, что поблизости никого нет, он снял одежду и подошел к нагретой в бочке воде. Слуги уже проснулись. Илзе большим ковшом налил в таз горячую воду и разбавил ее холодной, взял тряпицу с травяным мылом и смыл с себя весь пот, переживания и проблемы. Вымыл волосы до скрипа, скривился невольно, когда задел тряпицей незажившие еще шрамы на спине. Они больше не кровоточили и не гноились, но все равно неприятно ныли. От этого Илзе не спал больше на спине, хоть и любил раньше эту позу. Поэтому каждое утро у него болели бок и руки, иногда еще и ноги.
Умывшись, он насухо вытер короткие волосы, оделся, ощущая почти удушающий запах трав и еще чего-то ассоциирующееся у него с наказанием. Господин, когда был сильно огорчен, отправлял его на стирку, после чего у него болели руки и краснела кожа. Потом от него еще несколько дней воняло так, что близко никто не подходил или кривился слишком явно.
Пошел по коридорам пустого особняка, хотя Илзе уверен, что слуги уже трудились и няня Катарины тоже давно встала. Комнаты и коридоры пустовали. Он замер рядом с дверью в свою комнату, но, пересилив тревогу, пошел дальше на кухню. Хотелось есть.
На кухне уже сидели слуги. Хорошо это или плохо Илзе не знал, но коротко и тихо поздоровался, получил небольшую порцию от повара и сел за дальний стол, на столешнице которого заметны глубокие рубцы от ножей. Разделочный. Значит за тем готовили какие-то соусы или напитки.
Со слугами Илзе не общался, потому что те его не принимали. Смотрели всегда косо и подозрительно, некоторые, кто видел его у Господина – ехидно. Шептались за спиной и задавались одним вопросом: что он здесь делал? Илзе и сам искал ответ на него, потому что не понимал, до сих пор ждал подвоха и вздрагивал от любых упоминаний Господина. Дверь кухни приоткрылась, отчего он напрягся и замер, но сразу же отдернул себя. Всего лишь дворецкий.
Ничего страшного.
Каша оказалась очень сытной. Немного пресной, но он радовался даже этому. Потому что это не остатки и не куски хлеба, которые им иногда кидали ради развлечения. Илзе в подобном никогда не учувствовал, считая себя выше этого, но иногда желудок подводил. Иногда становилось очень плохо. Поэтому первое время здесь ел много и быстро, что сразу выдавало в нем раба. Что всегда вызывало смех, насмешливые взгляды и сочувствующие улыбки. Это тоже раздражало.
Илзе прекрасно понимал, как выглядел в их глазах. Понимал и не сильно осуждал, потому что долгие годы сам был слугой, потому что жил среди таких людей. Сплетников, которые улыбались выше поставленным людям, а за глаза сплетничали, осуждали
Поэтому, когда за спиной послышались приглушенные голоса, он не повернулся. Лишь по привычке напряг слух. Услышанное информативность не несло, лишь огорчало, потому что обсуждали молодые парни, в униформе родовых цветов – темно-синий и алый, именно его. И госпожу Катарину, которая всех волновала. О себе Илзе слышал много плохого – между рабами всегда велась жесткая конкуренция, поэтому о нем шептались, его обсуждали, делали гадости и подставляли. Наверное, завидовали тому, что Господин уделял ему больше внимания и не продавал, как остальных. Но, если честно, Илзе никогда этим не гордился. Держался за свое место только из-за страха, потому что в большом мире у него уже давно ничего не было.
Интересно, матушка его умерла или нарожала еще детей? Спилась ли она или встретила хорошего мужика? Иногда подобные мысли всплывали в голове, потому что несмотря ни на что, матушку он любил. Та, когда не пила, часто рассказывала ему легенды и сказки про Древних и магию. Они никогда не ходили в церковь, матушка водила его на площади, где развлекались другие дети, продавались сладости и иногда приезжали шуты. Потом же матушка уходила в запой и выносила все из дома, спала со всеми за деньги и пила, пила, пила. Ему было пять, когда он попробовал алкоголь. Поэтому Илзе относился к нему спокойно, хоть и любил дорогие вина, особенно эльфийское. Эльфы мастерски готовили вина и делали украшения. Как-то раз, ему даже посчастливилось, он надел тонкие золотые цепи, как замену ошейника и серьги с массивными топазами. Господин тогда оказался очень доволен его внешним видом, говорил, что Илзе и сам похож на эльфов, только кожа у него едва тронута загаром. Да и был он намного младше, миловиднее и голос у него тогда сильно ломался, отчего почти весь вечер молчал и следовал за Господином тенью. Тогда его и продали чужим людям впервые, какой-то старой леди, любящей симпатичных мальчиков. Имени ее Илзе не знал, но лицо помнил, сухие пальцы тоже.
??????????????????????????
Поэтому на сплетни о себе он внимания не обращал, лишь оценивал ситуацию. Слуги поместья его явно недооценивали и считали мимолетным увлечением леди Катарины. Для них же хуже. Илзе уже понимал, как стоило себя вести. Если леди Катарина, по их словам, уже жаловалась няне и младшей сестре в письмах на его странное поведение, то стоило измениться.
Неожиданно разговоры смолкли и ложки застучали по дну тарелок. Чавканье. Довольный выдох и один из них тихо шикнул.
– Слышали, поговаривают, – шепотом сказал один из них, наверняка наклоняясь к остальным и осматриваясь по сторонам. Илзе напряг слух. – Что леди Галатея родила первенца. Девочку. Мне прачка сказала, что ей сказал гонец, а он услышал от поварихи в поместье герцога Карнуэль, что девочку назвали Матильдой.
Послышались завистливые вздохи, ахи и невнятные шепотки. Илзе невольно нахмурился, не понимая их радости, а потом вспомнил. И правда, во дворце многие судачили, что беременность леди Галатеи проходила тяжело. Поговаривали, что она могла и не доносить ребенка, от чего Господин кривился, отсылал длинные письма. Многие считали, что он заботился о младшей сестре, желал ей добра и беспокоился о ее новой семье. Но Илзе знал, что это не так.