Мстислав
Шрифт:
Добронрава ласково провела по его вискам:
– Седина, княже, посеребрила тебя, и нет у тя покоя. Возьми меня с собой, как, помнишь, брал, на хазар идучи?
Мстислав встал, обнял жену:
– То когда было, по тем годам и мерка.
– А уж и нет, я ещё смогу меч держать. Чать, не запамятовал, кто учителем моим был? Старый воин, Путята!
– Коль настаиваешь, Добронравушка, беру. Пусть знают, у черниговского князя и жена под стать ему…
Боярин Герасим приехал к Полянским старшинам. Послал его князь Ярослав предупредить
Уходили печенеги, и снова отстраивался край полян.
и Тревожное известие понеслось по Полянской земле, снимался люд с обжитых мест, угоняли скот. Скрипели колеса гружёных телег. В отдалённых лесах искали поляне спасения от печенегов…
Переяславль в трёх вёрстах от излучины Днепра. Берега здесь поросли кустарником, леса всё больше сосновые, и в весеннюю пору соловьи поют заливисто… Но Василько с дружиной приехал в Переяславль ближе к осени и не о соловьином пении думал, Русь печенегов ждала.
День и ночь бдительная сторожа следила за правым берегом, не запылит ли орда, не поскачут ли печенеги силой несметной на Киев.
Не единожды выезжал Василько к Днепру. В зарослях скрыты ладьи и плоты. Совсем мало времени потребуется, чтобы переправиться на тот берег.
Иногда у Василька закрадывалось сомнение, а пойдут ли печенеги осенью? Может, весной ждать их?
Но из южных засек вести не обнадёживающие. Там часто стали замечать печенежские разъезды. Малыми и большими отрядами они проезжали берегом Днепра, в некоторых местах останавливались и даже посылали всадников на тот берег. Становилось ясно, печенеги ищут брод. Поскольку старые им известны, а они выискивают новые, Василько решил, что степняки будут переправляться в нескольких местах. И от этой догадки ему стало не по себе: надо ждать большую силу.
В Киев и Чернигов немедля поскакали гонцы.
Многолюдно в Киеве, и хотя ещё с Подола не перебрался люд под защиту крепостных стен, из пригородных поселений уже потянулся народ.
Князь Ярослав собрал бояр, наказывал:
– Коли ворота открыли, так уж теперь ваша забота, люд принимая, следить, дабы запасы хлебные и иные везли с собой. Чем такую уйму кормить?
Бояре на лавках сидят, головами согласно покачивают.
– Владыка Вассиан, - обратился Ярослав к епископу Киевскому, - в достатке ли хлеба в твоих житницах?
Бледный, с тёмными разводами под глазами черноволосый грек Вассиан ответил чуть охрипшим голосом:
– Нет, князь, на житницы церковные надежды не держи. На них своя братия, монастырская. При нужде чуть поделимся, но не сытно.
– Слышали, бояре? Ждём печенегов, а как обороняться и жить, не думаете.
Отпустив бояр, позвал Прова. Тот вошёл, заняв собой всю дверь. Ярослав посмотрел на него с удовлетворением, экий богатырь! Сказал:
– Проследи, Пров, чтоб уличанские старосты, всяк в своём месте, чаны выставили с водой и варом да народ при необходимости на стены послали…
Ближе
От причала снимались с якорей корабли и, подняв паруса, плыли вверх по Днепру, куда не достанут печенеги. Кузнечных дел умельцы укрепляли ворота, осматривали навесы, ставили дополнительные.
В последний раз ждали такого набега лета три назад, но они явились малой ордой и их без труда отбили, даже к городу не допустили.
Проехали по булыжной мостовой телеги с брёвнами, на случай если стены придётся заделывать. «Давно пора каменными Киев огородить, - подумал князь, - тогда ни таран, ни пожар не страшен. С будущего лета начнём камень возить».
Шёл Ярослав неторопко, оттого хромота скрадывалась. Лёгкое синее корзно с серебряной застёжкой на правом плече распахнулось, и под ним отливала синевой свевская броня, подарок отца Ирины, короля свевов Олафа.
На голове у князя опушённая мехом круглая шапочка, а ноги в мягких, красного сафьяна сапожках ступают легко.
Ярослав вспомнил, вчера приезжал тиун из ближнего, подгородного села Берестова, любимого отцом Владимиром, привёз мясо, солонину и хлеб. Князь велел ему уводить народ в лес, чтоб печенеги не достали. Вернулся а боярин Герасим, поляне уже ушли в леса.
Неожиданно поднял глаза, и взору предстал Софийский собор. Как и прежде, трудились мастера на кладке, суетился Петруня, и на душе у Ярослава стало легко. Трудности и предстоящие опасности временные, а жизнь вечная, коли люди создают этакую красоту.
Подозвал Петруню:
– Скажи, городенец, помнишь ли ты стены Царьграда? Осилим ли мы возвести такие? Достанет ли умения?
– Ужли сомневаешься, князь?
– удивился Петруня.
– Только вели!
– И мастеров хватит?
– Их, князь, по Русской земле множество сыщется. Огородится Киев камнем, другие города за ним потянутся.
– И то так, - сказал Ярослав, отходя от Петруни.
У воеводы переяславского дом просторный, на подклети, у самых городских ворот, что выводят на черниговскую дорогу. Утром выйдет Василько на крыльцо, видит, кто в Переяславль въехал, кто выехал. И сторожа городская вся на виду.
Город берегут триста гридней да сотни две кметей переяславских. Не такая уж великая сила, но при случае отсидеться можно.
Но у Василька иная цель, и он её до поры скрывает от сотников.
К крепости жмётся посад. В нем живут ремесленнику и пахари, благо земли вдоволь, были бы руки. А из ремесленников искусны резчики. Не оттого ли, что ни дом либо изба, глаз не оторвёшь, все в деревянных кружевах.
Вот и у воеводы окна резьбой тонкой обналичены, крыльцо в балясинах точёных, а тесовую крышу деревянные кони венчают.
Поражался Василько трудолюбию русского человека, и трёх месяцев не минуло, как снова встал Переяславль. Ещё стружку и щепки не убрали, а город людом обжился. И что ни день, новые прибывают. А ведь знают, не спокойная жизнь в Переяславле. Видать, такой уж русский человек, что не ищет он покоя.