Мстислав

Тумасов Борис Евгеньевич

Далеко впереди дружины рыскали ертаулы. Мстислав говорил:

–  Помнишь, Василько, как в Тмутаракань ехали?

–  Как не помнить. С нами тогда Путята был.

Чем ближе донское низовье, тем река шире. Клонились ивы, полоскали листву в воде, тянулись ввысь тополя, наползали на берег камыши.

–  Неужели Булан не знает, что мы идём?
– сказал Мстислав.

–  Как не знать? У печенегов сторожа зоркая, упредили. Теперь либо в сабли возьмут, либо уйдут, - ответил десятник.
– Вели, князь, дружине наизготове быть. Да вон и ертаул скачет с вестью.

Орда

снялась со становища, начала переправу через Дон. Пока подъезжали кибитки, Булан с мурзами и беками был уже на левом берегу. Оставив в заслоне темника Затара, перебралась конница. К переправе подтягивались вежи, гнали табуны, стада, отары. Гомон и рёв нарастали.

Хан торопил: надо оторваться от черниговского князя. Хан грозил караулам, не доглядевшим появления урусов в степи. Где глаза печенегов, где их уши?

К Дону намётом скакал печенег, он кричал:

–  Урусы!

Заметались, забегали печенеги. Хлестнул Булан коня, гикнул, и помчались за ханом тысячи воинов.

Въехал Мстислав на курган, остановил коня. Эвон как уходит орда, бросив свои вежи и скот.

–  Князь, печенеги!
– окликнул Мстислава Василько.

Но Мстислав и сам это увидел. Развернувшись лавой, скакали печенеги. Обнажили мечи гридни, тронулся навстречу большой полк.

Сшиблись. Зазвенел металл, заржали кони, кричали люди. Недолго бились. Погнали гридни печенегов, рассеяли по степи. Пылали вежи, трещали повозки, раскатывались колеса. А на той стороне Дона, куда ушёл хан Булан, горела степь. Огонь, подгоняемый ветром, катился к реке.

Заиграли черниговские трубачи сбор, возвестив конец сражению. Разгорячённые схваткой, съезжались гридни к червлёному стягу, где их ждал Мстислав. И над Доном, над степью раздалось громовое:

–  Слава! Слава!

СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ

Бог дал им тяжкое бремя власти, ночи бессонные, заботы повседневные. Власть над Русской землёй от гор Кавказских до студёного Беломорья, от Волги до Карпат.

1

ромозгло в Тмутаракани. Ветер дует от гнилого угла, выдувая тепло из бывших княжьих юром, где с отъездом Мстислава поселился воевода Ян Усмошвец. Сырые дрова, привезённые осенью из-за Кубани, горят лениво, и оттого печь, украшенная зелёными изразцами, едва тёплая.

Воевода Ян, грузный, седой, прошёлся по гриднице, прислонился спиной к печи, чуть согрелся.

Прикрыл глаза, задумался. За оконцем море Сурожское волнуется, перекатывает пресные воды в солёное Русское море, подмывает высокий тмутараканский берег. Ветер стучит в городские стены, от моря бревенчатые, от степи из ракушечника.

Из ракушечника хоромы воеводы и многие дома в Тмутаракани, бедной лесом. А камня ракушечника на той стороне, у Корчева, вдосталь. Зимой, по льду, его возили в Тмутаракань.

Виток за витком разматывается жизнь Яна. Молодым на Трубеже с печенежским богатырём сразился и одолел… Водил полки на печенегов и хазар. Уважал его князь Мстислав, но, Тмутаракань покидая, оставил здесь.

Грустно воеводе. Промчались годы. Скоро и час судный для него, Усмошвеца, наступит. Мудро сказано в Святом Писании: Господь создал человека из земли и опять возвращает его в неё…

Таков закон жизни, и не ропщи, человек, на её суетность. Одно и огорчает воеводу, что не положат его в киевской земле…

Безлюдно в гриднице. Пробежала девка-холопка, снова никого. Перегорали дрова. Вошёл челядинец, внёс поленья, с грохотом свалил у печи.

Ян вспомнил, как у них печь в избе топилась по-чёрному и он любил подбрасывать дрова и смотреть на огонь В углу стоял чан с сыромятными кожами, залить ми раствором, и оттого в избе висел зловонный дух. Отец заставлял Яна мять кожи, и к вечеру у него болели спина и руки. От тяжёлой физической работы Усмошвец обрёл такую силу, что одолел печенежского богатыря…

Заглянул старый дворский, позвал в трапезную. Есть не хотелось, но воевода любил порядок. Так уж повелось издавна. У Усмошвецев дважды к столу не звали, мать ещё горшок со щами на стол не поставит, а детишки уже с ложками…

Жизнь миновала, а он, Ян, так и остался без семьи.

Спроси, как то случилось, поди, и сам не ответит.

В трапезной ел один. Подсолонился балыком белужьим, заел кислыми щами, запил взваром из дички сушенных осенью лесных яблок и груш.

Стряпуха убрала со стола, а он всё сидел, распутывал виток за витком свою жизнь.

Пожалуй, самыми добрыми годами были те, когда Тмутаракани княжил Мстислав. Тогда Ян чувствовал смысл в каждом дне. И в том была истина. В Тмутаракани сходились торговые дороги. Приплывали гости из Царьграда, приходили караваны из Итиля. Не стало Хазарского каганата, и замер тмутараканский торг и причал. Закрыли лавки хазарские купцы, редко появлялись гости из Корсуни. Теперь вместо катапана Георгия Цуло сидит в Херсонесе наместник византийского базилевса, старый и хитрый евнух Александр.

Иногда заплывали в Тмутаракань купцы из Новгорода и Киева. Отсюда они пробирались до моря Хвалисского, а затем в страны Востока.

Случались в Тмутаракани гости из Чернигова, и тогда Ян звал их к себе, потчевал и расспрашивал о князе Мстиславе и Добронраве.

Несколько лет назад вернулись касоги, ходившие с Мстиславом добывать ему черниговское княжение. Многие из них теперь в дружине Яна Усмошвеца. От них воеводе известно о сражении Мстислава с Ярославом. Он осуждал братьев, зачем кровь пролили?