Мстительные духи
Шрифт:
Глава 21
Гуан
Харуто сидел на коленях без движения. Одна рука свисала, кровавая, изорванная, куски кости торчали из кожи. Другая была прижата к груди. Шики была в облике духа, комочек черной шерсти с глазами, она тревожно пищала перед Харуто.
— Старик, — сказал Гуан, останавливаясь перед Харуто. — Не смей умирать при мне, — он поднял голову Харуто, увидел слабую улыбку.
— Обманул тебя, — сказал Харуто. Шики рассмеялась и помахала волосатой ручкой Гуану. Он пнул маленького духа, и она прокатилась по полу, пища от смеха.
— Это не смешно! — Гуан невольно улыбнулся. Было не смешно, но он был рад, что его друг был жив. Он не видел, чтобы бессмертие Харуто проверялось так жестоко раньше. Он сел перед ним и покачал головой. — Ты это сделал, старик. Ты убил тот лук.
Харуто скривился.
— Это был не он. Этот онрё не убивал Тяна.
— О, — горе и вина смешались внутри Гуана. Он был разочарован, что его сын не был отомщён, да. Но он знал, что Харуто не остановится, не сможет остановиться, но бремя Тяна не будет выполнено. Как долго он мог это делать, пока Тяна не выгнали с небес в тело Харуто? Нужно было биться с другими онрё, а они едва пережили бой с этим, хоть старик и был бессмертным.
— Думаю, йорогумо, которую я встретил в Миназури, убила Тяна, — сказал Харуто. Он посмотрел в глаза Гуана. — Мы найдем ее, обещаю, — он застонал и обмяк. Гуан поймал его и опустил на пол. — Но сначала мне нужно немного отдохнуть.
Гуан смотрел, как раны Харуто медленно заживают. Кости вставали на места, плоть соединялась. Он знал, что было больно. Он видел это снова и снова, и Харуто все это терпел. У бессмертия были преимущества, но он ощущал боль. Гуан схватил Харуто под руки и оттащил от мёртвого онрё. Земля была разбитым камнем, валяющимися телами и обгоревшими обломками. Харуто застонал, Гуан прислонил его к стене
— Капуста, — буркнул Гуан. — Ты не знаешь, что такое боль, старик. Подожди, когда ты проснешься однажды ночью, желая отлить в третий раз, и обнаружишь, что в спину что-то вступило, и ты не можешь встать. Это боль.
Харуто рассмеялся, но не открыл глаза.
— Что то была за огромная штука с головой тигра? — спросила Кира, она и Янмей подошла к ним, хромая. Она звучала не так бодро, как обычно.
— Дракон? — спросил Гуан.
Харуто слабо кивнул.
— Ни разу не видел, — продолжил Гуан. — До этого. Я думал, Вековой Клинок убил последнего. Я знаю историю. Она драматичная, меч падали с неба, гром и молния…
— Ты должен был уже понять, — сказал Харуто, приоткрыв глаз и глядя на него, — что многие истории — лишь наполовину правда.
— Так Небесная Лощина была темницей для дракона? — спросила Янмей.
— Так не было, пока я был тут, — сказал Харуто, кивая за плечо Гуана. — Спросите у них.
Гуан повернулся и увидел несколько мужчин и женщин, вышедших из темных коридоров. Двадцать из сотен, которые звали это место домом. То, что осталось от шинтеев.
* * *
К утру Харуто восстановился достаточно, чтобы помогать убирать в Небесной Лощине. Он был рад своему бессмертию. Он не мог перенести мысль, что пришлось бы ждать исцеления еще день. Ему нужно было двигаться, что-то делать. Много времени наедине с мыслями плохо сказывалось на его разуме.
Нужно было многое сделать, людей не хватало. Из шинтеев выжили только двадцать, шестеро вряд ли доживут до весны, их раны были серьезными. Те, чьи раны были не слишком серьезными, отдыхали. Многие решили вернуться к работе как можно раньше. Нужно было убрать обломки, унести и похоронить тела, записать имена павших. Их семьи хотели бы знать.
Осталось лишь два мастера-шинтея. Один еще не пришел в себя, вряд ли выжил бы. Другим была женщина по имени Мисаки, которая билась с Шином на плато и потеряла руку. Целитель, грубый старик, который курил трубку так яростно, что она раскалилась, закрыл рану, но Мисаки было сложно сделать себя полезной, ведь она стала калекой. И все же она была самой старой из выживших шинтеев, и Харуто пошел к ней за ответами. Ему нужно было знать о драконе, и почему онрё освободили его.
Через три дня после атаки он смог подойти к Мисаки. Она почти все время проводила в разрушенном храме, укутанная бинтами так, что она скрипела, как древнее дерево, каждый раз, когда двигалась. Ее седеющие волосы торчали от хаоса, хаори плохо сидело без ее левой руки.
— Спасибо за помощь, — мастер-шинтей не оторвалась от молитвы. Они убрали почти весь мусор из храма. Храм Нацуко уничтожил дракон, проносясь мимо, но они заменили его благословением: вещами убитых, памятником всех их утерянных возможностей. Такое боги любили, хоть это получалось из-за боли.
Харуто опустился на колени рядом с ней, опустил голову к самодельному храму.
— Это меньшее, что я мог сделать, — было больно видеть Небесную Лощину в таком жалком состоянии. У него было много теплых воспоминаний о месте, хотя многие стали размытыми из-за времени.
— Ах, — сказала Мисаки. — Ты мог уйти. Мог позволить монстру нас всех убить. Но ты боролся и убил его, спас хоть горстку из нас. И теперь помогаешь нам восстановиться, — она была так перевязана, что пришлось развернуть тело, чтобы взглянуть на него. — Сейчас ты делаешь не меньшее, что можешь, мастер оммедзи, — они молчали какое-то время. Харуто вспомнил, как молился в храме бок о бок с братьями и сестрами из шинтеев. Сколько раз он засыпал во время молитвы и просыпался, когда мастер Зуко стучал его по макушке его гадкой палочкой? — Задавай вопросы, — сказала Мисаки. — Только один из нас не стареет.