Муц-Великан
Шрифт:
— За все это ты мне ответишь! Ты будешь пойман живьем! Еще сегодня ночью!
Сказал, позвонил в колокольчик и приказал застывшему в поклоне слуге:
— Немедленно вызвать начальника полиции!
Муц знакомится с нуждой лилипутов
О, если бы Муц знал, что замышляется против него во дворце!
Но он ничего, ничего не подозревал. Он продолжал беззаботно сидеть на том же месте, с которого чиханием обратил в бегство королевскую гвардию. Ничего
— И перед этакой игрушкой бежали все лилипуты! — посмеивался он, — сумасшедшая страна!
Он долго смотрел на север и ему показалось, что вдали, над верхушками деревьев, поднимается густой дым из фабричных труб.
— А теперь пойдем осмотрим Лилипутию.
Он окинул взглядом палатку и обломки самолета.
— Если бы мне кто-нибудь починил «Альбатрос»! — Он уселся в траве перед грудой обломков и почесал себе переносицу. — Нужно все-таки вернуться домой.
Домой? Тут было над чем призадуматься. Как там дома все его ищут! Отец, мать, сестренка.
Нашла ли она запрятанный волчок? Или он попрежнему валяется за печкой?.. Нет, за зеркалом… нет, туда он запрятал мяч, а волчок — за ящиком, где лежат сапожные щетки… нет, он его засунул в швейную машину…
Муц запрятал столько игрушек сестры, что не мог ничего припомнить. Теперь его мучила совесть. Он сидел и ломал себе голову, охваченный тоской по дому.
Быть может, он бы так долго сидел и горевал, если бы не ветерок с севера, который обвеял его знакомым сладким ароматом.
— Вставай, вставай! Сладости, сладости! — манил ветерок.
И Муц оставил все свои печали, весь отдался сладкому аромату и пошел вперед, вдоль ряда деревьев. Слева простирались зеленеющие луга, за ними шумел высокий, темный Беличий бор. Справа расстилались картофельные поля, на которых стояли маленькие, убогие крестьянские хижины. Но Муц не глядел ни вправо, ни влево. Он шел, повинуясь носу. В воображении ему рисовалась кондитерская, куда вел аромат. Он шел на север, широко расставляя ноги, пока неожиданно совсем близко ни послышались тонкие, хриплые голоса:
— За твое здоровье!
Муц остановился, оглянулся и увидел в придорожной канаве шесть оборванных лилипутов.
У них были блуждающие глазки и противные красные носы. Они лежали на траве с широко раскрытыми ртами. Каждый обнимал обеими руками по бутылке такой величины, что они еле удерживали ее в руках.
— Где тут кондитерская, из которой несет пряником? — крикнул в канаву Муц.
— Зам-мок Вес-сел-лья!.. Зам-мок Вес-селья, — пролепетали пьяницы и повернулись, вместе со своими бутылками, на другую сторону.
Один из них вскарабкался наверх, притащился с бутылкой к Муцу, протянул ее и ухмыльнулся:
— На, попробуй утешительной влаги! — Он зашатался у ног Муца и, видимо,
— Выпей!.. И ты ничего не увидишь, ничего не услышишь, перестанешь чувствовать запах пряника! Ну… за твое здоровье!
Он выпил, протянул полную бутылку наклонившемуся над ним Муцу и стал просить:
— Дай нам мелочи… и он кувыркнулся обратно в канаву, где улегся рядом с другими.
Но Муц не стал пить. Сахарный северный ветерок увлекал его нос во все стороны, ноги шли, повинуясь носу, руки закупорили бутылку, незаметно для него самого сунули ее в карман. Все заманчивее становился сахарный аромат, все более жадно разгорались глаза у Муца, все быстрее шли ноги.
Так он дошел до фабричного поселка. Это было унылое, мрачное место. Уже издали Муц увидел закоптелые трубы трех заводов величиной каждый с мебельный фургон. Дым этих заводов, на расстоянии брошенного камня, стлался по небу далеко за рядами деревянных домиков, которые стояли вдоль всей улицы и были не на много выше Муца.
Все три завода принадлежали семье толстосума Сыр-в-Масле, машины грохотали для семьи Сыр-в-Масле, за станками работали для Сыра-в-Масле те самые лилипуты, которые так недавно осаждали палатку Муца, а в домиках жены лилипутов ткали пестрые ткани для больших магазинов, которыми владел Сыр-в-Масле в столице. Перед домиками фабричного поселка толпились играющие дети лилипутов. Они разбежались при появлении Муца с криком:
— Великан! Великан!
На улицы вышли женщины и девушки в ярких платьях, передниках и платочках. То были ткачихи, выбежавшие из хижин; они столпились, преградили Муцу дорогу и стали жаловаться:
— Ты съел все, что у нас было! — вопила одна.
— Ты умеешь творить чудеса только с едой? — вторила ей другая.
— Он всемогущ, он может прогнать короля и его кавалерию — и не избавляет нас от пряничных замков! — говорила третья.
— Спаси моего сына из тюрьмы. Он не откусил ни крошки от замка Без-Заботы, а только лизнул его! — причитывала четвертая.
— А мой муж…
Больше ей не удалось ничего сказать. Пряничный ветер повеял так сильно, что все женщины и девушки заткнули передниками носы и разбежались по домам с криками:
— Замок Веселья! Замок Веселья! Разрази громом замки!
Ах, как Муц бросился вперед, следом за своим носом! Ах, как потянуло его к лакомствам!
— За мной, за мной! — манил ветерок, и Муц проворно бежал, влекомый лакомым запахом.
В низеньких хижинах женщины и девушки снова стояли за веретенами и пели печальную песенку:
Богатый бедному — не брат. Трудись и голодай! Для лилипутов жизнь — ад, Для толстосумов — рай!