Мулен Руж по-русски. Трилогия
Шрифт:
* * *
Вологодский полицейский чиновник расспрашивал Ваню Казанцева, что тот помнил о той ночи, когда случился пожар.
– Как же тебя от огня спастись удалось, Иван?
– Меня наш Полкан спас.
– А как он тебя спас?
– Тянул меня за одеяло от горящего дома.
– А как ты на улице оказался?
– Не знаю, я спал. Меня няня вечером уложила в кровать, а мне не спалось. Тогда она сказку начала рассказывать. А проснулся от того, что жарко сильно стало и Полкан меня тянет за
– Ванюша, вспомни, может ты видел кого возле дома, когда пожар был?
– Крестьяне наши из деревни прибежали.
– А до того, как они прибежали, ты никого не видел?
– Нет, я прижался к Полкану. А дом горел так жарко, что страшно было, вдруг я тоже сгорю.
– Понятно.
– А мамы с бабулей больше нет, да?
– спросил мальчик с надеждой в глазах.
– Сгорели они, Ваня, - вздохнул тяжело мужчина, у которого были двое своих маленьких детей, - теперь их души на небесах. Смотрят на тебя сверху и думают, каким будет боярин Казанцев Иван Алексеевич, сильным и умным или никудышным человечишкой.
– Я буду сильным и умным. Я к тятьке в Тюмень поеду и буду ему там помогать.
– Значит тятька твой в Тюмени?
– Да. Сама Государыня велела ему город там строить.
– Вон оно как.
И чиновник задумался. "Что же на самом деле произошло ночью в доме и как мальчик смог спастись? Крестьяне говорят о пьянице конюхе. При осмотре обнаружены останки двенадцати человек, то есть всех, кто на тот момент про-живал в усадьбе. Посторонних не было. Правда, накануне вечером офицеры на постой вставали, но с утра они уехали. А сгорел дом странно, как будто пожар начался не в одном месте, а сразу вспыхнул в нескольких местах. Может и правда, пьяный конюх поджёг, да и сам в огонь угодил? В Тюмень писать нужно, хозяин усадьбы там. Видать не простой человек, у самой Государыни служит. А за мальчиком староста местный пусть пока приглядит. Вроде в Ярославле у него ещё родственники имеются. Туда тоже писать надо" Тяжело вздохнув, чиновник сказал:
– Я, Ваня, отцу твоему в Тюмень письмо напишу, и в Ярославль напишу, родня у тебя там должна быть. А за тобой пока староста присмотрит. Ты уж веди себя хорошо, ладно?
– Ладно. А к тятьке я, когда поеду?
– Мы ему письмо напишем, он сам за тобой приедет. А пока, прощай, пора мне.
Чиновник подошёл к старосте и наказал мальчишку беречь и лелеять, пока кто-нибудь из родственников его не заберёт. А после этого уехал в Вологду.
Через неделю в Ярославль в дом к Белокопытовым прибыл нарочный с письмом. Пьющий в последнее время Белокопытов, узнав о смерти дочери, отреагировал равнодушно. Только с этого дня стал пить ещё больше. Оповестили его родственницу, что жила под Ярославлем. Эта волевая и решительная женщина съездила в Вологду, оформила нужные документы, а потом уже из Ковшова забрала Ивана и увезла в своё имение.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
Лапин и Агеев гуляли по летнему Санкт-Петербургу и делились впечатлениями. Прошла уже неделя, как они проживали здесь. Агеев поселился на постоялом дворе, что был ближе к центру города, а Лапин
– Как тебе столица?
– спросил Лапин.
– Непривычно. Всё кажется маленьким, но в тоже время каким-то уютным. Высоток нет, реклама не напрягает. На небо не нужно смотреть через паутину проводов, выхлопными газами не пахнет.
– Это да, воздух здесь, по сравнению с той жизнью, замечательный. Только города, которые мы проехали, все на большие деревни похожи. Строения кругом деревянные, улицы узкие. А здесь всё же чувствуется размах, да и каменных зданий достаточно много. Кстати, а ты сам, из какого города?
– В Таганроге родился.
– Что-то имя у тебя не таганрогское?
– Мама так назвала, она француженка, из Марселя. Вот в честь города меня и назвала. Хотя отец говорил, что имя наше, мусульманское, означает "славящий Аллаха".
– А он кто был?
– Отец полу-татарин, полу-башкир. Штурманом работал. На торговых судах ходил. В одно такое путешествие с мамой и познакомился.
– А смуглый ты в отца или во француженку мать? А то арабов французского происхождения в наше время, как блох на помойной собаке, - усмехнулся Лапин.
– У меня отец смуглый был, я весь в него. А у мамы, я помню, кожа была молочного цвета, гладкая и нежная, что так и хотелось её поцеловать. А волосы светло-рыжие, на солнце в ясный день, как золото блестели. Глаза голубые и такие добрые, добрые. А когда улыбалась, то ямочки на щёчках появлялись, - предался воспоминаниям Агеев.
– Тебе сколько лет было, когда их потерял?
– Пятнадцать.
– Понятно... Кстати, нужно что-то с финансами придумывать, а то запасы к концу подходят.
– Есть какие-то мысли?
– Неплохо бы "фазанов" заморских пощипать. Эх, сюда бы Валета. На картишках можно было бы неплохо подняться. Он ещё тот фокусник.
– Я заметил, как ты его волшебные ручки оберегал от трудовых мозолей, - засмеялся Агеев.
– Талант нужно беречь, холить и лелеять. Тем более друг.
– Ясно. А что на счёт планов?
– Купчишку я одного заприметил. Бегал тут по каким-то делам. Прибыл недавно, значит, деньги есть. Они у нас закупают всё подешёвке, а потом перепродают втридорога у себя в Европах или в своих колониях.
– Где живёт?
– Почему-то на своём корабле. Я тихонько проследил, а то, думаю, к императрице ещё неизвестно когда попадём. Пока в канцелярии ознакомятся с нашими бумагами, пока доложат о случившемся, пока будут решать, когда нас можно принять для разговора. А кушать хочется каждый день. Дорогой город оказался.
– Да, уж. Считай в костюмы, для визита к императрице, все сбережения вбухали. А сколько объясняли этому портному, что и как нужно сделать? Если бы Артур наглядные эскизы не нарисовал, я бы точно прибил этого кутюрье.
– Дебил, что с него взять? "Так не делают, эдак не делают". В наше время деньги заплатил и тебе сваяют что угодно: жене грудь пятого размера, шубу из плюшевых зайчиков, член из кожи крокодила...
– Девочку из мужика, - ставил свои пять копеек Агеев и товарищи весело рас-смеялись.