Муля, не нервируй… Книга 2
Шрифт:
— Иммануил Модестович! — ко мне пробирался невысокий толстячок с мясистыми ушами, — позвольте засвидетельствовать вам своё почтение!
Он обозначил полупоклон и чуть прищёлкнул каблуком, словно заправский рыцарь.
— Прекрасно выглядите, — заявил он зардевшейся Зине и проворковал, — позвольте вашу ручку, барышня.
Облобызав Зине руку, он представился:
— Капралов-Башинский, Орест Францевич. Я режиссёр. Фёдор Сигизмундович сделал такой прекрасный ремонт в театре. Я в восторге. Говорят, что финансы перекинули с Большого? — он коротко хохотнул и впился требовательным взглядом в меня.
—
— Вы же будете на праздничном ужине? — с намёком спросил он, пропустив мимо ушей мою последнюю фразу.
— Безусловно, — кивнул я.
— Не уделите ли вы мне минуточку внимания на поговорить? — просительно произнёс Капралов-Башинский. — Нам с вами есть что обсудить, Иммануил Модестович.
Я не стал гнать настырного режиссёра. Послушаю, что он скажет.
Заверив его, что мы обязательно поговорим, я избавился от назойливого толстячка и посмотрел на Глориозова.
Тот, видя, что я разговариваю с Капралов-Башинским, аж извёлся весь. Он порывался подойти, но постоянно всё новые и новые гости мешали. Просемафорив мне о чём-то взглядом, он вынужден был примкнуть к нарядной группе, судя по всему ответственных товарищей с супругами.
Прозвенел третий звонок и все принялись устраиваться.
Представление началось.
Занавес поднялся под торжественные аккорды оркестра. Грянули басы, вздрогнула скрипочка, грозно рявкнул аккордеон. Перед нами на сцене предстала гостиная в стиле ампир: резная мебель, шелковые портьеры, роскошные канделябры и максимум блеска.
Зрители ахнули и впились глазами в артистов.
Сразу скажу честно: актёры играли всё же значительно ниже среднего. Аполлон Евгеньич Окаёмов был грузен, велиречив и периодически зачем-то срывался на визг. Никандр Семёныч Лупочёв был излишне суетлив, даже как для пожилого барина, швыряющего деньги направо и налево. Аполлинария Антоновна была скучна, как несолёный омлет. Остальные тоже не радовали.
Но тут вышла Зоя Окаёмова и все ахнули.
И я тоже ахнул.
Зоя мгновенно захватила внимание и так, что оторваться от неё было нельзя. Больше всего меня поразило, что даже с первого ряда и не скажешь, что эту роль играет немолодая уже женщина. Да, я имею в виду Фаину Георгиевну. Она преобразилась. Сейчас перед нами была не возрастная актриса в депрессии, а молодая женщина с язвительным умом и ранимой душой. Её голос, то насмешливый, то пронзительно грустный, виртуозно передавал противоречия героини.
В сцене объяснения с главным героем Раневская-Зоя Окаёмова уронила веер — жест, который позже критики назовут «гениальной случайностью». Зал замер, а потом взорвался бурными аплодисментами.
— Она так играет! — выдохнула Зина и посмотрела на меня блестящими глазами, полными непролитых слёз.
— Угу, — согласился я, размышляя, как завести разговор с режиссёрами так, чтобы получить максимальный результат.
В конце пьесы зрители не скрывали слёз.
— Как божественно играет Раневская! — шепнул сидящий рядом со мной режиссёр своему ассистенту. — Она переписала Островского! Новое прочтение. Изумительно! Находка! А Глориозов, сукин сын! Такой бриллиант
— И ремонт вон какой отгрохал! — завистливо добавил ассистент язвительным голосом.
Когда спектакль закончился и артисты вышли на поклон, всё букеты, естественно, были собраны только Фаиной Георгиевной.
Она улыбалась, аж светилась от счастья. Остальные участники спектакля были с приклеенными улыбками и еле-еле сдерживались.
А после премьеры мы большой и шумной компанией закатились в ресторан. Глориозов расстарался на славу. Столы ломились от закусок и выпивки.
— Я хочу этот тост выпить за премьеру! — Глориозов подскочил и поднял бокал, — сегодняшний успех нашего театра войдёт в историю! За наш театр!
— И за Фаину Георгиевну, которая этот успех вам принесла! — немного язвительно добавил Попов.
Глориозов побагровел, но принял мажорный вид и салютнул ему в ответ бокалом.
Мы выпили.
— А теперь тост за Фаину Георгиевну! — ввернул Капралов-Башинский и опять многозначительно на меня взглянул, — за величайшую актрису всех времён и народов!
Сидящие по диагонали от нас Орлова и Марецкая скривились. А Леонтина Садовская фыркнула.
Я изволил этого не заметить, а вот Злая Фуфа увидела и расстроилась.
После спектакля она переоделась в своё лучшее платье, тёмно-лилового бархата, на воротничке зияла огромная жемчужная брошь. Она выглядела старомодно, и на фоне блестящих Орловой и Марецкой явно проигрывала.
— Что, Муля, я плохо выгляжу, да? — шепнула она расстроенно.
— Вы выглядите великолепно, Фаина Георгиевна, — без тени лукавства сказал я, — а платье и ваш внешний вид мы ещё подправим. Раз уж я ваш импресарио.
Гости пили и ели. Постепенно шум набирал обороты. Звон бокалов, звяканье столовых приборов, здравницы — всё это слилось в единый гул. Мужчины раскраснелись, и ослабили галстуки. Женщины стали вести себя более раскованно. Некоторые с любопытством постреливали глазками в мою сторону.
Зина видела это и хмурилась.
Но мне было всё равно на её недовольство. Я её сюда не для того привёл.
В любом обществе молодых воспринимают неоднозначно, с некоторой даже небрежностью и снисходительным высокомерием. Но вот к мужчине, у которого есть спутница, да ещё и эффектная, отношение меняется сразу. Конечно, Зина на роль эскорта не годилась совершенно, с её-то амбициями, но за неимением других вариантов, пришлось довольствоваться, чем есть.
— Фаина Георгиевна, — подсел к нам юркий сухопарый человек, — вы так чудесно сыграли! Я не мог отвести от вас взгляда!
Раневская хотела, по обыкновению, ответить что-то язвительное, но я предусмотрительно наступил ей на ногу под столом. Видимо, чуток перестарался, потому что она зашипела, но главное, смолчала. Только обожгла меня многообещающим взглядом.
— Фаина Георгиевна, дорогая вы наша богиня театра! — продолжил соловьём заливаться мужчинка, — а давайте вы ко мне на роль королевы Гертруды, матери Гамлета? Я уверен, вы будете плакать так, что даже Шекспир проснётся!
— Не наглей, Капитонов, — пьяненьким басом пророкотал здоровый лысый мужик, — я могу предложить для Фаины Георгиевны более интересную роль. Старуху Изергиль! Уверен, Фаина Георгиевна, мы с вами разрушим все каноны!