Муля, не нервируй…
Шрифт:
Все зашумели утвердительно.
— Теперь смотрите. Этот ватман я оставлю здесь, на столе, в красном уголке. Каждый из вас может прийти сюда в любое время и прикрепить свой листок. Клей же у нас есть?
Кто-то воскликнул:
— Есть!
— Вот и отлично! И товарищи, рисуем и пишем красиво. Стараемся, — сказал я, — срок — до послезавтра. Причём до обеда. Кто не успеет, его листки приниматься не будут. Так что рассчитывайте время. И послезавтра, я прямо здесь, при вас, проведу подбивание итогов и анализ ваших заданий. То есть мы определим,
Все зашумели, возбуждённые и начали расходиться.
Я был доволен.
Заодно стенгазета для Зинаиды будет готова, причём это же групповая работа, даже коллективная, это мощный социальный посыл и интересная вещь. Зине останется только напечатать на листах расшифровки и прикрепить их внизу газеты, как отрывные листочки на объявлении. Должно получиться неплохо.
Подошел комсорг. Валера Карасёв, я уже знал, как его зовут.
— Молодец, Бубнов, — сказал он, впрочем, без особой весёлости, — но мог бы и завтра выступить.
Оп-па, уже пошли предъявы. Но ничего, мне всего-то ещё надо лишь пару разочков у тебя перед коллективом отметиться, а дальше пойдёшь ты товарищ, Карасёв, лесом.
Но вслух я ему ответил совсем другое:
— Завтра не могу. Товарищ Козляткин дал срочное поручение. Основная работа. Нужно ехать на проверку театра. Это долго. Нужно успеть всё сделать.
Карасёв поджал губы, хотел сказать что-то возмущённое, но поостерёгся. Ведь раньше на эти собрания приходилось людей загонять силой. Все разбегались, прятались, саботировали. А тут прямо попёрло. И главное, все ходят добровольно. Поэтому он пока портить отношения не хотел. Я тоже пока не хотел.
Поэтому как говорится, мы разошлись краями.
— Муля! — в опустевшем Красном уголке голос Зины прозвучал необычно громко. Она подлетела ко мне и, не сдержав восторга, чмокнула меня в щёчку, но потом сама же смутилась и покраснела. — Ты так хорошо выступил! А я вот тоже теперь думаю, какой у меня талант? Ты же мне самой первой расскажешь, правда?
Опа!
И тут на меня уже предъявляют права. Точнее Зина ещё сама до конца не осознала, но то, что она старается меня прибрать к рукам — однозначно.
Из размышлений меня вывел её голос:
— Муля, пошли вместе в столовку!
— Пошли, — кивнул я.
А Зина щебетала, щебетала. На миг я задумался и потерял нить её разговора.
— … правильно? — спросила она.
Упс.
— Надо подумать, — уклончиво ответил я, надеясь, что через время она сама забудет, если это не важно, А если важно, то напомнит опять.
— А ты где живешь, Муля? — вдруг спросила она, когда мы вошли в столовую и взяли подносы. К счастью, очереди уже почти не было.
— В коммуналке, — ответил я рассеянно, вопрос с завтрашней поездкой в театр не давал мне покоя, я не мог сообразить, где тут подвох, для всестороннего
— Нет. Я понимаю, что в коммуналке, — фыркнула она, — ты говорил об этом. Я тебя про твой адрес спрашиваю.
Я чуть поднос с гороховым супом не выронил. В гости что ли собралась? Так я прекрасно понимал, что в это время девушки к парням в гости просто так не ходят. А с далеко идущими матримониальными планами. Не удивлюсь, если она в своих мечтах уже и имена всем нашим будущим пятерым детям придумала. Поэтому сказал осторожненько:
— Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский союз.
Зина сдержанно и вежливо похихикала. Но по её решительному взгляду я понял, что всё только начинается.
После обеда, как только удалось отделаться от Зины, я вернулся к себе в отдел. Нашел среди Мулиных бумаг инструкцию по проверке театров и цирков. Внимательно изучил.
Мда. Дело оказалось совсем непростое. Тот пласт работы, что накинул мне товарищ Козляткин, бесил и радовал одновременно. Но ладно, слона нужно есть по кусочкам. Я вытащил пару чистых листиков из пачки пищей бумаги и начал составлять тайм-менеджмент. Выписал основные этапы. Распределил время, прописал риски и пути их преодоления.
Ну вот и отлично. План готов. Теперь нужно начать и всё выполнить.
Я усмехнулся и принялся размышлять над первым этапом.
— Муля, ты почему опоздал на планёрку? — укоризненно спросила Мария Степановна, когда они вместе со второй сотрудницей вернулись в кабинет. Мужчины ещё не было.
— Да я как-то совсем засуетился, — с виноватой улыбкой покаялся я, — после позавчерашнего никак в себя прийти не могу. В голове словно туман…
— Да уж, — посочувствовала первая женщина (имени её я пока так и не узнал), — я когда операцию делала, тоже вся какая-то раздёрганная была. Месяца два не могла себя в дисциплину привести.
Она так и сказала «в дисциплину привести». Интересные у них тут выражения. Хотя в моём времени барышня сказала бы проще — «звезда в шоке».
— Ну, вот и я также, — подхватил жалобную эстафету я, — постоянно переживаю, расстраиваюсь. А всё дело в том, что я забывать начал.
— А я знаю, что это! — обрадовалась Мария Степановна, — Там бывает после потрясений. Вот у моего мужа также было, когда он из фронта вернулся. Он около года такой рассеянный был, что пока не скажешь «пойди покушай», мог на кухне стоять и в одну точку долго смотреть. А потом всё прошло.
— Вот-вот! — согласился я, — я тоже немного рассеянным стал, пришел на работу, а о планёрке совсем забыл.
— Но ты старайся не делать больше так, — по-матерински пожурила меня первая женщина, — ты лучше у нас всё спрашивай, Муля. Мы же тебе не враги.
— Да я и сам не знаю, что спрашивать, — развёл руками я. — Вы лучше мне сами говорите, если что намечается…
— Конечно, Муля, не переживай, — ответила Мария Степановна.
А первая женщина, которая со взбитыми локонами, спросила хитрым голосом: