Мумия
Шрифт:
Посмотрев на них внимательнее, Джонатан убедился, что и каждому отдельному камню придана форма этого жука. Того самого проклятого насекомого, чьи окаменелые остатки обнаружила Эвелин в гробу Имхотепа. Как и злополучный Гад Хасан до него, Джонатан не понимал, что камни не представляют никакой ценности. Однако подмигивающий ему фиолетовый кварц распалил его воображение. Он напомнил Джонатану драгоценный камень, сверкавший в пупке одной из танцовщиц его любимого кабака.
Двумя пальцами Джонатан попробовал по очереди пошевелить каждый из кристаллов. Один из них поддался его усилиям и упал ему прямо в ладонь.
– Эй, ребята! – окликнул он товарищей. – Передохните и посмотрите, какую замечательную штуку я нашел...
И тут камень-скарабей продемонстрировал Джонатану, насколько он замечательный. Он сам по себе раскололся, как орех, и из кварцевого кокона выбрался живой жук!
Вскрикнув, Джонатан попытался сбросить с ладони отвратительное насекомое, но на пол шлепнулась только каменная скорлупа, а скарабей уже успел вгрызться англичанину в руку.
– Господи, помогите мне! – завопил Джонатан, приплясывая от боли.
Позабыв про лежащую пород ним груду камней, О'Коннелл резко обернулся. Американец сразу же узнал эту безумную «тарантеллу». Точно так же прыгал и извивался покойный начальник каирской тюрьмы. Джонатан сорвал с себя куртку и принялся ногтями царапать себе руку.
– Держи его! – скомандовал О'Коннелл медджаю. Ардет-бей крепко схватил Джонатана сзади поперек туловища.
Инстинктивно О'Коннелл оторвал рукав от рубашки англичанина. Под кожей несчастного быстро вверх по бицепсу, словно конечной целью создания была шея, перемещался бугорок.
– Скарабей! – кричал Джонатан. – Жук!
Если бы Джонатан не был вне себя от боли, он наверняка грохнулся бы в обморок, когда О'Коннелла выхватил нож и его лезвие блеснуло перед выпученными глазами англичанина.
Если до этого крики Джонатана эхом разносились по подземелью, то сейчас его вопль, казалось, мог обрушить им на головы каменные своды. О'Коннелл остановил движение жука, плотно прижав лезвие ножа к коже.
Развернув клинок, он сделал длинный надрез, выковырнул отвратительное насекомое наружу и стряхнул его на песчаный пол. Из пореза хлынула кровь.
Упрямый жук, так и не утоливший голода, вновь поспешил к Джонатану, с явным намерением вгрызться в его ботинок. О'Коннелл имел на этот счет собственное мнение. Он выхватил из кобуры револьвер и послал в насекомое пулю, размером не уступающую жуку. Отвратительная гадина разлетелась в клочки.
Когда пуля ударилась в непосредственной близости от ноги Джонатана, он снова попытался издать вопль, но оказался способен лишь на негромкие всхлипывания. Постанывая, англичанин медленно осел на песчаный пол. Ардет-бей с помощью оторванного рукава перевязал рану.
– Рана неопасная, – успокоил О'Коннелл, успевший осмотреть повреждение. – Поверхностная.
У Джонатана, как у обиженного и перепуганного мальчика, задрожали губы:
– А болит... не как поверхностная! – пожаловался он.
– И с этого момента, – предупредил Рик, – ради всего святого, не прикасайся ни к чему! Ни к единому предмету. Как говорится, товар руками потрогать!
Джонатан сглотнул и кивнул. Потом тихонько обратился к Рику:
– О'Коннелл...
–
– Мои... э-э-э... будущие дети и я благодарим тебя.
– Нам бы дожить до конца этого дня. Ты пока отдыхай, а мы поработаем.
Джонатан снова кивнул и, тяжело дыша, прислонился к стене.
О'Коннелл и Ардет-бей обменялись многозначительными взглядами. Обоим было ясно, что это происшествие – лишь первое звено в цепи ожидающих их бедствий и испытаний.
Американец и воин пустыни вернулись к завалу.
Пока маленькая команда О'Коннелла спускалась в зал для бальзамирования возле статуи Анубиса, Эвелин Карнахэн была уже глубоко под землей. Девушка шла второй в процессии из трех человек. Они двигались по некрополю, где когда-то, около трех тысяч лет назад, встретили свой конец Имхотеп и Анк-су-намун.
Девушка держалась довольно спокойно. Она уверила себя в том, что Имхотеп считает ее реинкарнацией своей утерянной возлюбленной. Эвелин уже готовила речь на древнеегипетском, которую она произнесет в подходящий момент. Когда жрец закончит со своими фокусами-покусами, или что там еще требовалось по ритуалу, она притворится вернувшейся к жизни Анк-су-намун. И ей останется только наблюдать и ждать удобного момента для бегства.
Первым с факелом в одной руке торжественно выступал Имхотеп. В другой руке он держал массивную с медными петлями обсидиановую Книгу Мертвых. Вскоре путь привел их к каменному мостику, переброшенному через ров с пузырящейся черной субстанцией. По краям рва ползали огромные волосатые крысы. Воздухе наполняло непередаваемое зловоние. При звуке шагов процессии крысы разбежались и попрятались. Только пара гнусных тварей не смутилась при появлении непрошеных гостей. Животные были увлечены пожиранием останков своей более мелкой товарки.
– Вот что случается с мелкими паразитами, – презрительно бросила Эвелин в адрес Бени, который шел сзади, держа девушку под прицелом револьвера.
Бени только захихикал в ответ. Но когда он бросил взгляд туда, куда смотрела Эвелин, и увидел пирующих каннибалов, его лицо побледнело.
– Ты ведь гордишься своим знанием многих религий, так ведь, Бени?
Они пересекали каменный мостик.
– Топай вперед! – процедил Бени, толкая девушку в спину стволом револьвера.
– Значит, как я полагаю, тебе известно буддистское понятие кармы. Такие, как ты, всегда расплачиваются, Бени. Всегда.
– Разумеется, – снова хихикнул Бени. – Ты это серьезно?
Вскоре они дошли до помещения, формой напоминающего амфитеатр. Его иол был отполирован, как в храме. Лестница, вырубленная в скале, заканчивалась именно там. Имхотеп прошел вперед, зажигая от факела многочисленные древние светильники, вделанные в стены. Хотя утварь и резные барельефы покрывала густая паутина, осветившийся зал поражал своим великолепием. Тут и там возвышались статуи Анубиса. Многочисленные изображения других богов стояли в нишах и на полках. Посредине зала располагался массивный алтарь из темного камня. Он был искусно изукрашен крылатыми скарабеями, головами кобр и рогами баранов. Как истинная дочь археолога Говарда Карнахэна, Эвелин не могла не восхититься этой мрачной красотой.