МУОС. ЧИСТИЛИЩЕ
Шрифт:
Ворота-мост медленно опустились. Видимо, из предосторожности их край повис на высоте более метра от края ямы. Пришлось уцепиться за поручни, подтянуться и буквально вползти на мост.
Когда они перешли мост, Дехтер внимательно осмотрел защитников блокпоста. Разговаривавший с ними юнец был одет в грязную и явно военную форму непривычного фасона, с множеством карманов и выцветшей нашивкой звездно-полосатого флага. Остальные были местные — до болезненности худые, с клеймом «DJ» на бритых головах. Вооружены арбалетами (по два у каждого), колчанами со стрелами и небольшими копьями. Светлана объяснила позднее, что все они — рабы прыщавого американца. Сам «господин» сидел в металлической будке с небольшой бойницей
Хозяин будки громко постучал прикладом арбалета в висевшую рядом жестянку. Через пару минут со стороны станции прибежал посыльный с таким же клеймом.
— Отведи этих к гурбьернатору штата… Свьетлана, может зайдешь на обратнем пути?.. Поговорим… Нет?.. Ну я ж магу и не прапустит тьебя… ха-ха-ха… Шютка…
Светлана сделала вид, что не слышит его. Вместе с командиром и Глиной она шла за рабом в сторону станции. Дехтер, еще раз оглянувшись на молодого рабовладельца, спросил у Светланы:
— Этот по возрасту не может быть коренным американцем.
— Да, думаю, чей-то сын. Они наследуют все права и собственность своих отцов. Но только старший сын и только после смерти родителя. Большинство из них в своих семьях разговаривают исключительно на английском, поэтому такой акцент. Хотели совсем запретить в Америке белорусский язык, но не получилось.
— А что означает клеймо?
— Это начальные буквы фамилии и имени хозяина. Клеймо выжигают всем рабам в тринадцатилетнем возрасте, когда определится, что мальчику не дано стать специалистом, а девочке — женой американца или бээнэсовца. Если раб переходит к другому хозяину, то его клеймят заново, а старое клеймо вырезают.
— Ну и скоты! — процедил Дехтер.
Шедший впереди посыльный, слыша этот непочтительный разговор, испуганно оглянулся и ускорил шаг.
Они вошли в Немига-Холл. Скученность, беднота и неубранность партизанских станций, неприветливость нейтралов и кастовая разделенность Центра не шли ни в какое сравнение с тем впечатлением, которое произвела на москвича передовая станция Штатов Муоса.
Посреди платформы стояло большое кирпичное строение до самого потолка, в котором и жили американцы. Рядом лепились хижины наемников БНС, остальное пространство было занято голыми помостами. У рабов не было права иметь отдельные жилища. Они ютились прямо на помостах. Причем помосты им нужны были только для сна — остальное время невольники должны были работать. В углу станции, за отдельной загородкой, похожей на хлев для скота, содержались беременные и кормящие женщины с грудничками. Они тоже должны были работать (главным образом ткать, шить и готовить пищу). Но работать им разрешалось меньше и питание у них было чуть получше — хозяева заботились об увеличении числа рабов.
В центре платформы под самый потолок уходили вышки. На них, вяло переминаясь с ноги на ногу, стояли дежурные с арбалетами. Они следили за снующими туда-сюда клеймеными рабами. Входы и выходы охранялись не только от внешних врагов, но и от возможного бегства рабов со станции.
В боковой стене станции зияла дыра полутораметрового диаметра. Внутрь и вниз уходила нора. Туда цепочкой быстро шли, почти бежали работники с пустыми носилками. Обратно они возвращались груженные породой, которую через гермодверь отправляли наверх.
— Что они делают? — спросил Дехтер у Светланы.
— Устраивают себе новое жилье. Администрация намерена переселить туда всех или большинство рабов, чтобы освободить пространство в основном помещении. Рабы им «портят воздух».
Была на станции и школа, в которой учились только мальчики и только один год. Здесь давались азы чтения и арифметики. Таким образом решалась программа «всеобщего образования». За год выяснялся уровень
Губернатор Немига-Холл на общем фоне истощенных муосовцев был чудовищно толстым. Когда они поднялись в его резиденцию, Дехтер сначала и не понял, что за гора лежит перед ними на диване. Навскидку губернатор весил не менее двухсот килограммов. Он не любил отказывать себе в еде и поглощал в день рацион примерно двадцати человек. При этом он заботился не только о количестве, но и о разнообразии пищи. Специально для него была сделана оранжерея, потреблявшая треть электроэнергии станции, где выращивались сахарная свекла и пшеница, из которой выпекались его любимые булочки. Вот и сейчас на жирных губах и волосатых грудях губернатора, размерам которых позавидовала бы кормящая мать, покоились крошки от недавно съеденного.
Были у правителя Немиги и другие слабости. В промежутках между потреблением пищи и решением государственных дел он развлекался с двумя юными рабынями. Сейчас обнаженные наложницы сидели за диваном, спинами к вошедшим, и о чем-то перешептывались. Губернатор тоже был совершенно гол и лишь слегка прикрылся от глаз вошедших парламентеров простыней.
Губернатор был сыном американского морпеха и одной из его наложниц. Так случилось, что три его старших брата один за другим погибли или умерли при странных обстоятельствах. Потом покончил с собой и его отец, за которым ранее не наблюдалось признаков депрессии и недовольства жизнью. Злые языки поговаривали, что к смерти своей родни причастен сам губернатор, хотя на все случаи у него имелось стопроцентное алиби. Что характерно, отец губернатора не сильно ратовал за насаждение американской культуры, да и с детьми своими он не то чтобы не общался. Он их почти и не знал. Так что английскому языку правитель Немига-Холла обучен не был.
— Ну что ты, партизанка, все ходишь тут, ходишь? Что ты вынюхиваешь у нас? А? — не поздоровавшись и не выслушав приветствий, раздраженно спросил он у Светланы. — И что ты за пугало с собой притащила? — это уже относилось к Дехтеру и его маске. — А может, я ей нравлюсь? Может, она остаться хочет? — с самодовольной улыбкой спросил губернатор, оборачиваясь к своим рабыням. Те, как бы оценив шутку хозяина, делано захихикали.
— А что, партизанка, оставайся у меня? С виду ты ничего. Будешь всегда сыта, и работать почти не надо — это ж не работа (кивнул на наложниц). Да я вот возьму и не выпущу тебя. Этих твоих в расход или в кандалы, а ты у меня останешься. Я давно уже новую девочку ищу, а то Нинка мне надоела… Да что ты хмуришься, партизанка? Нинка вот тоже хмурилась, царапалась, убежать порывалась. Помнишь, Нинка?
Одна из наложниц обернулась и испуганно закивала.
— Так ее тут пристегнули (он указал на дыбу, установленную у одной из стен), без воды, без еды два дня. Так она закричала: «Губернатор! Я вас люблю! Губернатор, хочу к вам в постель!» Помнишь, Нинка?
Нинка снова стала кивать и льстиво улыбаться.
— Ну я для большего желания ее еще денек так подержал, а потом разрешил доказать свою любовь. До сих пор доказывает. А я ее разлюбил… ха-ха-ха…
Губернатор явно восхищался собой. Он, хоть и преподносил это как шутку, но втайне надеялся, что Светлана согласится. Девушка незаметно взяла за руку Дехтера. Она чувствовала, как тот напряжен. Еще пару секунд — и капитан голыми руками оторвет эту жирную голову, невзирая на стражников, уперших парламентерам в спины заряженные арбалеты. Строгим и одновременно почтительным тоном она прервала запугивания толстяка: