МУОС. ЧИСТИЛИЩЕ
Шрифт:
У Дехтера защемило сердце. Ему захотелось в Москву — в свое метро, такое большое и понятное.
Что ты, милая, смотришь искоса, Низко голову наклоня…Он вспомнил крепкие и нежные руки своей Анки, вспомнил ее глаза. В конце его недавней самоволки Анка не плакала, не говорила о любви, не удерживала его. Это не пристало
Затем капитан вспомнил лицо деда Талаша, просившего за свой несчастный народ. Дехтер глянул в туннель, ведущий в сторону Фрунзе-Кэпитал, и уже в который раз у него возникло чувство скорого конца его пути. Он невольно нащупал на груди под тканью камуфляжа деревянный крестик, подаренный ему Анкой, и, тихонько погладив его, прошептал: «Помоги мне, Боже, выполнить то, что мне предстоит». Солдат был уверен, что Тот, к Кому он обратился, его услышал. Стало легко и спокойно. Дехтер сам себе улыбнулся и понял: он готов.
На станции прокричали «подъем». Рабы нехотя подымались. Хозяева подгоняли их пинками. Глинский сообщил через курьера, что их просьба о встрече с президентом будет удовлетворена, но сам не вышел провожать уходивших парламентеров — это могло бы показаться подозрительным. Светлана, Дехтер и Глина шли туннелем в сторону Фрунзе-Кэпитал. Дехтер шагал бодро и уверенно, Светлане же идти туда совершенно не хотелось. Со слов Глинского, на Фрунзе-Кэпитал ввиду наступающих ленточников было упадническое настроение. Рабы близки к бунту, рабовладельцы звереют…
Близость агонии они ощутили, едва войдя на станцию. К стене у входа был прикручен деревянный крест. К нему пригвоздили раба. Мужчина истекал кровью, по широко открытым глазам было заметно, что дикая боль, физическая и душевная, не дает ему возможности забыться. У подножия креста лежали жена и ребенок, пол которого из-за страшных гематом и крови на лице определить было невозможно. Ребенок был уже мертв, мать еще шевелилась. Рядом стояли два раба, которые по команде бээнэсовца наносили женщине удары плетями. Смотреть на это «поучительное зрелище» были согнаны почти все рабы станции. Руководивший экзекуцией бээнэсовец время от времени истерично кричал:
— Ну? Кто еще в монастырь хочет? А?!
Проводник, не желая смотреть на казнь, быстро повел их в резиденцию президента.
Резиденция представляла собой три последовательно расположенных помещения — адъютантская, кабинет и спальня. В отличие от губернатора Немига-Холл, Рэй Славински не любил излишеств. Его кабинет был обставлен довольно просто. Сам хозяин, несмотря на свои семь десятков, выглядел еще довольно крепким и подтянутым. Отглаженная форма морпеха ладно сидела на нем, седые волосы были подстрижены под «полубокс». Удивительно, но акцент у него был не сильный — Славински имел способности к языкам.
Он внимательно, вежливо переспрашивая, выслушал пришедших, хотя так и не предложил им присесть. Сообщение его явно заинтересовало. Он пристально всматривался в лица парламентеров, но любые их вопросы попросту игнорировал.
В
— Приготовь этим людям место для почетных гостей, — сделав акцент на слове «почетных».
Адъютант, немного помедлив, ушел, а когда через несколько минут вернулся, сообщил:
— Жилье для почетных гостей готово.
— Проводи их.
Когда Светлана, Глина и Дехтер открыли дверь в адъютантскую, там почему-то не было света. На ощупь они направились к выходу на платформу. Свет внезапно зажегся, и на них со всех сторон навалились солдаты, нещадно нанося удары дубинками. Это было неожиданно. Дехтер и Глина успели вырубить двух или трех нападавших, но вскоре были сбиты с ног.
Очнувшись, Дехтер обнаружил, что они находятся в зловонной яме. Эта яма явно когда-то была выгребной. Сверху лежал решетчатый люк, через который едва проникал свет от далекой лампочки. Камуфляж на спине капитана пропитался зловонной жижей. Мерзко!
— Дехтер, ты очнулся? — послышался Светланин голос. Глине и девушке досталось меньше, так как они слабее сопротивлялись.
Губы не слушались — они были разбиты. Ощущалось отсутствие двух или трех зубов. Дехтер, не отвечая, пополз туда, где, судя по звуку, находилась Светлана. Поняв, что товарищу тяжело говорить, она продолжила:
— Президент нарушил Конвенцию. Это происходило и раньше, но захвата послов не было еще ни разу. Значит, он что-то задумал…
Их прервал скрежет открываемого люка:
— Кто из вас не местный, не из Муоса?
Дехтер хрипло ответил:
— Я.
— Выползай!
Спустилась лестница. Дехтер еле-еле, с помощью своих друзей поднялся.
— Ну и вонища от тебя! — прокомментировал один из трех конвоиров, вооруженных арбалетами и секирами. — Как тебя к президенту вести, такого обосранного?
Капитан молчал. Голова гудела, болело в груди — наверное, сломано ребро. Мокрый камуфляж противно лип к телу, в сапогах хлюпало. «Плевать! Теперь уже все равно. — Маски на Дехтере не было. Видно, ее сорвали во время свалки. — Снова плевать. Конечно, жаль так бестолково подыхать. Как же я повелся на это? Светлану жалко и Радиста, который ее не дождется. А на себя плевать — сам виноват. Прости, Анка, прости, Талаш. Не удалось…»
Пока он шел, в мутном течении своих мыслей капитан силился вспомнить что-то важное и никак не мог. Наконец его остановили и больно связали за спиной проволокой руки.
Президент уже поджидал его возле своей резиденции. Он с деланым участием заговорил:
— Ай-яй-яй! Ну и мясники… Ну разве ж можно так… А что это за запах от тебя, капитан? — Потом, как бы со злобой, он обратился к конвоирам. — А ну, помыть и переодеть капитана!
Дехтера отвели в душевую. Сначала он хотел гордо проигнорировать предложение помыться, но потом, подумав, согласился. Капитан рассудил, что, неизвестно еще, как оно обернется, но помирать лучше чистым. Пока он мылся, его вонючую мокрую одежду и обувь кто-то унес и заменил на американскую военную форму. Форма была совершенно новая, не ношенная. Душ вернул Дехтеру силы. Это почувствовали и конвоиры, которые снова крепко перетянули ему проволокой руки за спиной и повели в резиденцию. Президент сидел за столом и смотрел на Дехтера. На столе лежал пистолет, обращенный стволом к уновцу.