МУОС. ЧИСТИЛИЩЕ

Петров Захар

Тем временем Митяй заметил, как второй боец из Центра вожделенно смотрит на пену, глотая слюну. Гибель товарища не отрезвила его, а магические испарения плесени побуждали тоже вкусить сладостного пудинга. Митяй здоровой рукой смазал ему по лицу, приводя в чувства, после чего скомандовал уходить. Несмотря на желание похоронить молодого солдатика, решили, что это только разнесет плесень. Погибшего так и оставили лежать, поглощаемого пеной. Расанов, уже полностью освободившийся от морока, подошел ближе, чтобы рассмотреть холмики вокруг торта. Это были поглощаемые плесенью животные, пришедшие на аромат. Теперь сладкий запах показался уновцу отвратительным. Хотелось быстрее уйти из этой западни.

* * *

Три

смерти за день. Отряд редел. Они не знали, куда идут, — удаляются, приближаются к Нейтральной или ходят по кругу. Нервы были на пределе. Казалось, единственным человеком, который спокойно все это созерцал, была Майка. То ли за свою коротенькую жизнь она успела увидеть и не такое, то ли переживала все увиденное по-другому, или детское сознание просто не воспринимало ужас всего с ними происходящего. Вот и теперь она сидела на плечах уновца, обхватив его за шею и прижавшись щекой к его голове, и мирно спала. Как ни странно, никто не жалел, что девочка была с ними, — и не только потому, что она всех их спасла. Им было о ком заботиться, и это помогало бойцам держать себя в руках.

В канализационном туннеле, по которому они шли, ночевать было опасно, а подходящего убежища или помещения найти не удавалось. Потом кто-то услышал знакомый звук, шедший из метровой трубы, жерло которой выходило в канализационный люк. Митяй бесшумно пополз в эту трубу. Кто-то из уновцев — за ним. Наткнулись на люк. Это был не герметичный люк, а просто кусок жести, переделанный в некое подобие двери. Звук шел оттуда. Почему-то он казался родным и безопасным. Митяй постучал. Жужжание утихло, послышалась суета, что-то падало. Митяй настойчиво постучался еще раз.

— Ну что, суки, пришли и за нами? Входите! Мы готовы встретить вас. Только сдаваться, как Липские, я не намерен. Будем мочить вас, пока силушки есть. Узнаете, как хохлы драться умеют! Я вам тут сечь запорожскую устрою!

Жужжание возобновилось и стало еще интенсивнее. Лязгнул отодвигаемый засов. Митяй толкнул дверь. Прямо в глаза ему светил фонарь, укрепленный на строительном шлеме мужчины лет сорока. Двумя руками мужчина держал приподнятый меч, готовясь нанести удар. Луч фонаря Митяя осветил стоявших рядом с мужчиной женщину, мальчика лет двенадцати и девочку помладше. Они решительно держали копья, готовые к бою.

— Я пришел с миром, — сказал Митяй, бросая на пол меч и показывая разряженный арбалет на культе.

— А вы все приходите с миром, а заодно и с гнидами своими. Ну что ж, заходите по одному, познакомитесь с семьей Страпко. Мы не такие, как Липские, будем драться.

— Я не ленточник. Можете проверить меня. Видите — я без оружия.

— Тогда ползи сюда на коленях!

Поборов свою гордость, Митяй лег на пол, по-пластунски подполз к главе семьи и покорно лег на бетонный пол. Тот приставил к его шее острие меча — Митяй не отреагировал. Страпко-старший начал давить — Митяй лежал. Страпко стал давить сильнее.

— Э-э-э, зарежешь так, — не двигаясь, сказал Митяй.

— Да, блин, — задумался Страпко-старший, — ленточник бы уже прыгал как ошпаренный. Но, кто там вас знает, может, вы уже научились терпеть это.

— Па! А ты ему перережь шею. Если червячка не увидим — значит не ленточник, — добродушно посоветовала девочка.

— Да цыц ты, нехристь малолетняя! То ж человек живой! — прикрикнул мужик.

Он присел и стал рассматривать шею. Из ранки от острия меча сочилась кровь. В остальном состояние шеи Митяя Страпко-старшего удовлетворило.

— Не-а, видать, не ленточник. Ладно, брат, вставай. Ты уж извини — времена такие. Мы тут последние остались в округе. Всех наших ленточники того: кого повырезали, кого силой забрали, а кто и сам согласился с ними уйти. Меня Михайло звать, а это жена и дети мои, значит.

Митяй поднялся.

Теперь он видел, что от шлема Михайло шел провод. Он заканчивался метрах в трех за его спиной — там был установлен велопривод к динамо-машине, который усиленно крутил еще один мальчишка, лет восьми. Страпко снял шлем с фонарем, положил его, что-то переключил, фонарь на шлеме погас, и вверху зажглось несколько лампочек.

Домом и фермой семье Страпко служил бывший канализационный колодец. Десятилетия назад во время дождя сюда с городских улиц сбегала дождевая вода. По трубе, через которую приполз Митяй, она стекала в главный канализационный туннель. Перед Последней Мировой канализационные колодцы также переделали под мини-убежища. При необходимости обычный решетчатый люк снизу подпирала герметичная металлическая плита с окном из тугоплавкого полимерного стекла, приводимая в движение электроприводом.

Выходцы с Украины, Страпко относились к территории Вест-Гейт и формально подчинялись Америке. Особых проблем с властями после утверждения губернатором Заенчковского-младшего они не знали. В колодце были установлены обычные для этой части Муоса ящики с землей, уходившие вверх — под самое окно-люк. Этому люку повезло — его не завалило сверху во время Удара. Днем через мутное стекло сюда проникал свет. Правда, для оранжереи его не хватало, поэтому в убежище круглосуточно горели лампы, питаемые от двух ветряков, установленных где-то наверху. Для того чтобы очистить стекло от скопившейся грязи и наладить ветряк, приходилось один-два раза в год выходить наверх в самодельном противорадиационном костюме. Худо-бедно Страпко снимали со своей оранжереи по два урожая в год. Этого хватало, чтобы прокормиться и использовать излишки для обмена с торговцами. Иногда подкармливались слизнями, которых собирали на дне канализационного туннеля.

Но последнее время участились набеги ленточников. Потом сломался генератор одного из ветряков, а мощности второго было мало, чтобы дать достаточно света всей оранжерее. Торговцы перестали заходить сюда, а сами они боялись идти в Вест-Гейт — дорогу туда знал только отец, а если он не вернется — погибнет вся семья. Да и не было излишков, которыми можно заплатить за починку динамика. Прошлый урожай они съели, до созревания нового при таком свете оставалось ждать не меньше месяца. Выходить в туннель за слизнями также было опасно — в любой момент могли напасть ленточники. Так случилось с семьей Сусловых, которые жили тремя колодцами дальше. Страпко терли молодые побеги пшеницы и ели их, почти не утоляя голод.

Но страшнее голода для них было «обращение» ленточниками. Защищаться им было почти нечем: арбалеты они давно поменяли у соседей на еду. Остались только меч и копья.

— Только на Бога и надеемся, — закончил, вздохнув и перекрестившись, Михайло, глядя на собравшихся в его тесном жилище бойцов. Его жена и дети, как по команде, также перекрестились.

Они переночевали прямо на полу между ящиками под тихое и уютное жужжание велопривода. Утром, когда уходили, Митяй молча раскинул на полу плащ-палатку Ментала, которую зачем-то таскал с собой. Затем он открыл свой вещмешок, достал оттуда добрый кусок окорока, штук десять печеных картофелин и положил их на плащ-палатку перед Страпко. Бойцы один за другим стали доставать из своих вещмешков печеную и сырую картошку, вяленое мясо, сушеные грибы, тушенку, сухари. На плащ-палатке уже лежала внушительная горка продуктов, которые должны были помочь этой семье дожить до нового урожая. Женщина плакала, шепча: «Спаси вас Господи…». Дети с жадностью смотрели на сокровища, не смея ничего взять без разрешения родителей. Потом Митяй положил рядом с продуктами два арбалета и штук двадцать стрел, оставшихся от убитых бойцов. Даже Расанов расчувствовался — подарил хозяину пистолет ПМ с двумя обоймами патронов, пояснив: