Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
Мы, едва не перевернувшись в автобусе, промчались мимо, так как водитель увеличил скорость и поехал (матерясь и молясь одновременно) не по своему маршруту.
Сегодня я с одноклассником шла из школы, а российских солдат вдоль дороги штук сто! Время 12.00! Русские военные кричат нам:
– Быстро! Очень быстро! Дорога простреливается!
А мне эту трассу надо переходить. Пули свистят! Бежим с одноклассником Дени зигзагами. Он взялся меня проводить. Мой одноклассник опасался, что солдаты могут меня обидеть. Сам он
– Вашу мать! – впервые в жизни выругалась я, перебегая шоссе под свист пуль.
Для безопасности мы пошли дворами.
– Посидишь у нас? – предложила я. – Пока “красные” и “белые” отстреляются и разойдутся.
Дени сказал, что не может:
– Сестра пошла домой, а я – нет. Мама слышит выстрелы. Волнуется!
Еще солидно добавил, что не боится. Помолится и перебежит назад. Я стояла и смотрела, как он идет. А когда Дени был на середине трассы, я прочла короткую молитву в его защиту.
События в городе за последние дни. Два дня назад горели сразу два БТРа и машина “Урал”. Место действия – остановка “Деловая”, недалеко от больницы № 9. В отместку военные полностью снесли жилой дом! Дом, по несчастью, был недалеко от места трагедии. Из жильцов никто не погиб, их было мало. Успели выскочить! На остановке “Электроприбор” обстреляли автобус с обычными пассажирами. Убитых нет. Много раненых. Военные извинились. В районе Минутки вчера был бой. Из пушек обстреляли жилой дом. Погибли маленькие дети. Их заперла ушедшая на работу мать.
Солдат убивают много раз за день, в разных районах города, потом всегда страдают мирные жители. Только и ждешь, что попадешь под взрыв или в уличный бой. Ровно четыре дня назад случился бой в центре города, возле туннеля. Снаряды летели туда с других постов, в виде поддержки, по принципу: “Хоть куда-нибудь, но попадем!” Я и мама торговали на рынке, а снаряды и мины летели над нами. Куда побежишь от снаряда? Лучше на месте стоять.
Уже 12 дней я держу Уразу.
Патошка-Будур
18.12.
Вчера, только мы проехали, взорвался “уазик” на базаре. Стали минами начинять пустые машины! Теперь если видишь: стоит транспорт без водителя и без пассажиров – обходи!
Стреляли и ранили двух чеченцев-гантамировцев, оба живы. Увезли в больницу. Убили одного солдата. Дополнительно, я слышала, что взорвали БТР. Под вечер военные окружили рынок! Я иду в школу!
22.12.
Военными был обстрелян центр Грозного. Люди говорили, что ранило детей и кто-то погиб из школы № 8. Снаряды разорвались на улице, рядом со школой. Дети только вышли! Еще снаряды попали в здание Университета. Шли лекции. Погибли студенты экономического факультета. Тяжело ранена их педагог. На рынке – около двадцати раненых, и есть погибшие. Часть этого “фейерверка” летела над головами торговцев и над головой моей мамы в частности. А она продолжала торговать.
Вчера боевики напали
БТР взорвали на остановке “Электроприбор”. Перекрыли дороги. Погиб ребенок. Сегодня мама поехала за моим детским пособием в ту же сторону, на остановку “Бутенко”. Я пошла в школу. Днем я слышала несколько сильных взрывов.
Рисую красивое женское лицо, закрытое полумаской, и подписываю его: “Осторожно! Война!”
Читаю рассказы Жана Гривы о гражданской войне в Испании. Я без ума от его “Ноктюрна”.
26.12.
Мы сидим дома. Не работаем. Так длится неделю. Тетя Варя уехала с сыновьями навсегда. Прощайте! Удачи тебе на новом месте, Мансур! Ваша семья как привет из моего детства. Осталась бабушка Нина. Бабушка ждет пенсию. Будет отправлять остатки вещей.
Уже несколько дней, как исчезла с приехавшими к ней “братьями” Лина. Чувствую, с ней не все в порядке.
– Где она? – спрашиваю во дворе, но никто не знает.
Жилые дома к празднику опустели. Многие семьи, по традиции, решили проведать родственников в селах.
Сосед Рамзес помог нам. С помощью гибкого шланга он провел газ в наше жилье! Ему 32 года. Часто ругает младшего брата – Резвана. Не пьет. Рассудителен. Или хитер? Его сестра Малика приходила ко мне, учила печь хлеб.
Лина явилась! Колени сбиты. Видно, попала в переделку и еле выбралась.
Я набирала воду у водовоза. Лина, чтобы унизить меня перед мужчинами, заговорила русским матом. С грязными словами обратилась ко мне. Ждала, наверное, что я тем же ей отвечу. Провоцировала! Куда там! Я глаза поднимаю на нее и говорю:
– Я, конечно, понимаю, что ты к такому обращению привыкла. Но я редко от кого слышу такую грязную речь в святой месяц!
Она от злости не знает, что ответить мне, покраснела и бурчит:
– Святой месяц! Да прям!
А я ответила ей:
– Это уж для кого как!
Все засмеялись и явно не в ее пользу!
В школе я опять дралась из-за “русской фамилии”. Многие меня ненавидят. Обзывают. Но это пустяки. Директриса говорит, что дети неуправляемые. Меня не любит из-за платка, который я всегда ношу. Метаморфоза: до войны, весной 1999 г., девочек не пускали в эту же школу (!) на уроки без платков. Учителя стояли у входа, проверяли наличие сменной обуви и покрытой головы. Теперь в школу, наоборот, велят ходить с непокрытой головой.