Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
– Медлить нельзя! Мы умрем! – кричу я и быстро своим ножом отпиливаю кусок его штанины. Он падает вниз головой на мою сторону! Мы – спасены! Мы – с урожаем! И прямо в этот счастливый момент калитка сада беспрепятственно открылась. Штаны были уже отрезаны! Какое веселье! Калитка, вероятно, открывалась не в ту сторону. Мы, пригнувшись к родной земле, поползли к дому. В наших руках главное – пакеты с едой! Уже за домом, ближе к своему подъезду, мы оборачиваемся, видим: пожар в садах. Успели!
Я отдала маленькую тыкву соседке – старушке Мане.
21.11.
Новостей
Раз есть Аладдин, а у него есть друг, значит, это Джинн. Как в настоящей сказке! Артур не против.
Сегодня я плохо спала ночью, потому задремала прямо при ребятах. Очнулась, как только Джинн укрыл меня пальто. Аладдин обозлился и Джинну при нас не сказал за весь вечер ни слова. Зато внезапно скатал полотенце жгутом и будто шутя ударил меня! А я вырвала полотенце из рук Аладдина и хорошенько отхлестала его. Ох, он надулся!
Джинн и Аладдин принесли маленькую курочку. Мама и тетя Варя очистили ее от перьев. Сварили. Варе мы дали ножку, отлили бульон. Извинились, что мало, ведь нас – четверо! Оказалось, есть лепешка, но нет хлеба. Ребята явно психанули из-за этого. Сходили за хлебом на ближний базар. Но они были очень недовольны! Пришли, отдали и тут же стали собираться уходить. Мы расстроились. И действительно почувствовали себя виноватыми. Но не показали этого. Мама, наоборот, громко заявила:
– Мы никого не зовем! И никого силой не держим!
Ребята ушли. На прощанье Джинн предупредил, что уезжает в Ингушетию, к матери.
– Будем живы – увидимся! – пообещал он.
Я увидела испуг и удивление на лице у “моего” Аладдина.
Башир весь вечер веселил нас шутками. Мы хохотали от души! Он также использовал затишье и облицевал для дополнительной защиты подъездную дверь. Нашел одинаковые по размеру и по толщине доски. Укрепил дверь с обеих сторон! Многим оставшимся на военное время жильцам он бесплатно сделал печки-буржуйки. Из старых ведер и выварок для белья.
Пока, Дневник!
Будур
24.11.
Ночью обстрелы. Вчера сильно бомбили и стреляли из многих видов оружия. Мы боялись быть одни. Ночевали с мамой у соседей – тети Вари и бабушки Нины. Спали в коридоре на полу. Аладдин же вчера ушел, обозлившись на меня и на маму. На прощанье он заявил:
– Моей ноги здесь больше не будет! Никогда! – и внимательно посмотрел на меня.
Я произнесла свое обычное:
– Пока!
Даже бровью не повела. Джинн не выдержал – хихикнул.
Переночевав в квартире у своего знакомого на четвертом этаже, “старший брат” хорошенько натерпелся страха под обстрелом. Рано утром Аладдин снова стучал в нашу дверь! Одумался! Мы-то живем на первом! Он как ни в чем не бывало поел маминого борща, курицу и ушел.
Мансур запасает своей бабушке и нам дрова. Пилит и колет целый день!
– У соседей напротив ночью двери в щепки разбили! Их подъезд открыт. Нужно иметь двери про запас. Иначе одни или другие войдут. Устроят бой! Разобьют наш дом!
У бабушки Нины уже несколько дней живет ее подруга – Стася. Она спустилась вниз со своего высокого этажа. Боится одна.
Сегодня все наши соседи расстроились. По радиоприемнику передали, что нас будут бомбить при помощи “Акул”. Это военные вертолеты с ракетами. Какой ужас!
Страшно уезжать в беженцы. Автобусы обстреливают – люди гибнут, сгорая живьем.
До свидания, Дневник!
Царевна Будур
25.11.
День прошел отлично! С утра мало стреляли, и к вечеру соседи вышли “погулять”, это значит – постоять у подъезда и подышать воздухом, смешанным с гарью. Но не тут-то было! “Град” начал бить по нашему двору. Мы все опрометью залетели в квартиру тети Марьям, к Варе и бабушкам. Так мы бегали из квартиры соседей к себе (как заряжают – слышно, и куда летит, тоже!). Потом из нашей квартиры бежали к соседям, смотря с какой из сторон били по дому.
Под обстрелом к нам заскочил Султан. В этот момент нас уже обстреливали орудиями с земли и бомбили с воздуха! Наш двор – из нескольких четырехэтажных домов с мирными жителями – обрабатывали два самолета и один вертолет. Дом шатало. Гарь пожара мешала дышать. От взрывной волны с окна слетело одеяло, вылетели доски, и я увидела брюхо низко летящего вертолета и подумала, что он похож на злую стрекозу. Это продолжалось с 18.00 до 20.00.
Башир смотрел на меня так, будто хотел запомнить навсегда.
Тут (!) постучал сосед Сулейман – отец маленького Вахи и девочки Зары. Сулейман был сильно пьян. Видно, где-то нашел бутылку вина и налакался! Его жена и дети уехали.
Он совсем один в своей квартире на третьем этаже. Но не в нашем доме, а в доме напротив. Сулейман много читает. Добродушный, веселый человек. Я никогда не видела его жестоким и злым. Видела беззащитно-слабым. От выпитого спиртного он приобрел храбрости и начал звать нас выйти и посмотреть на пожары в садах. Это под адским обстрелом?! Все дружно послали его далеко-далеко. Мы попытались затащить Сулеймана к себе, но тот отчаянно вырывался и ушел! Ушел смотреть пожары.
– Я кайфую! – кричал Сулейман в пустом дворе.
В неимоверном грохоте ему приходилось серьезно напрягать голосовые связки.
– Я кайфую! – слышали мы, лежа на полу в коридоре.
Его голос был то вдали, со стороны садов, то у своего подъезда, совсем рядом:
– Я служил в Советской армии. ВДВ! Я не боюсь.
Мансур пробрался к буфету и включил песни Т. Муцураева. Сделал сильный звук. Наш испуганный шепот, взрывы, звуки выстрелов и голос певца вдруг объединились. Стали музыкой войны!