Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
К нам заглянула соседка – тетя Варя из дома напротив. Она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в Первую войну. Тогда мне было 9 лет. Я тайно симпатизировала ее сыну – Мансуру.
Кстати, мы заделали деревяшками часть окна – на случай осколков. Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.
Поля
28.10.
Мама ходила к дальним колодцам за водой. У нас очень холодно. Сегодня она собралась на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали,
И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей – по фигу. Говорит:
– Ерунда!
А тут бежит Аза, соседка, и кричит:
– Рынок бомбят! Попали в рынок!
Потом навстречу побежала какая-то женщина с соленой капустой в ведре. Плачет и сама себе бормочет:
– Опять все в крови! Все разбомбили! Рынок горит!
Мама ее остановила, дала воды. Женщина отдышалась в нашем подъезде, стала рассказывать:
– Не орудия это. Самолет! Бомбил рынок! Убитых много! Он попал туда, где угол Дома моды, где женщины хлебом торгуют!
Она ушла, плача. Мама спохватилась:
– Активизируются! Мы – без еды! В нашем районе пока тихо! Давай сходим на базар “Березка”. Возьмем продукты. Те, которые дешевле: макароны, картофель, хлеб, тебе – бинты. Вдруг развоюются? Совсем не выйти будет.
Мама очень упрямая.
Я быстренько собралась. Страшную клюку не взяла. Дорога недальняя. Пошла, опираясь на маму. Мы благополучно миновали свой двор. Перешли дорогу. Обогнули Зеленый детский сад. И стали двигаться по большому чужому двору. Тут загудели самолеты! Раздались первые разрывы бомб. Мы бросились в частный сектор, через дорогу. Нашли подвал, но маленький. Пять человек уже стояли в нем, прижавшись, друг к другу. Войти некуда.
Назад! В подъезд жилого дома! Хорошо, он не закрыт изнутри. Присели в углу, под чужой дверью. Взрыв! Еще взрыв! Закричал мужчина в доме напротив. Загорелись верхние этажи. Другой мужской голос уговаривал раненого:“Потерпи! Потерпи! Сейчас перевяжу. Улетят – отвезу в больницу”, но раненый орал не своим голосом. Видимо, было очень больно!
Самолеты сместились в сторону частного сектора и стали бросать бомбы туда. Мы вышли на улицу. Дом справа от нас стоял без угла. Из-под его крыши валил черный дым.
Дом напротив того, где мы прятались, горел на верхних этажах. Это там кричали. Мы из-за маминого упрямства отправились дальше. Пришли на маленький базар. Никого не видно. Товар на столах, а продавцов и покупателей нет! “Они в магазине!” – догадалась мама.
Самолеты пошли на новый круг. И мы вошли в магазин. Внутри было много людей. Взрослые и дети. Люди присели за объемными колоннами из мрамора и молились. Весь пол в стеклах! Витрины разбиты вдребезги! Часть продавцов, покупателей и прохожих, вбежавших с улицы, спустилась в подвал магазина. Мы тоже пошли туда. В подвале горели свечи. Граждане сидели на пустых деревянных ящиках. Женщины угощали друг друга семечками и водой. Молились на русском и арабском. Совещались: “Если придется здесь ночевать – мы отдадим свою одежду детям. Разложим ее на цемент, чтоб дети могли спать”. Люди переговаривались тихо, как будто их могли подслушать. Посидели и мы с народом часа два – пока бомбили. Все были напуганы. Никто не хотел идти наверх, в первый торговый зал и тем более на улицу, пока не кончились взрывы. Наконец вышли!
Мы купили все, что смогли. И по нижней стороне, той, где магазин,
Мы зашли к себе. Следом вошла соседка – Хазан. За ней – десятилетняя девочка Зара. Они рассказали, что здорово испугались! А моя мамуля удалилась за водой, опять к колодцу. Она завтра собирается на рынок. Боится – пропадет товар. Уехать будет не на что.
Приходили люди, рассказали:
– Ракета, которую бросили на рынок (когда меня ранило) прилетела с Каспия. Журналисты это раскопали. Только через пять дней российские военные призналась в своем промахе. Целились в другое место – в здание Биржи, но промазали. Попали на мирный рынок.
Никак не могу поверить, что это третья война в моей маленькой жизни!
Первая – в 1994 году (мне 9 лет).
Вторая – летом 1996 года (с 6 по 22 августа, мне 11 лет). Ох, сколько тогда соседей погибло!
И вот – третья. Осень 1999 года (мне 14 лет).
Что же нам делать? “Старший брат” не пришел. Еще сегодня сосед – дядя Валера удивил меня. Он передал мне подарки от парня Муслима (из первого подъезда). Платок белый с голубой каймой и серые осенние туфли.
Муслим – внук добрейшей женщины, Зулай. Я говорила с ним всего один раз. Давно, прошлой весной. Однажды Муслим повстречал меня по дороге из школы. Сказал, что я ему нравлюсь больше, чем Хава, его соседка. Он понимает – мне нужно учиться! Но если бы мне исполнилось 16 лет, то он посватался бы ко мне! Так положено тут. Я была удивлена. И вот теперь, неожиданно, я получила его короткую записку: “Если ты меня помнишь – пожалуйста, молись за меня!”
Я закрыла глаза и сразу увидела его. Нежное лицо. Светлые глаза, а волосы – темные. Муслим постоянно стоял в дверях своего подъезда, чистый и скромный. Мне захотелось плакать. Вот нервы! Не годятся никуда! “Зря ты, Муслим, считался с мнением старших во дворе! Боялся осуждений! Все потому, что моя мама – русская”, – бормотала я. И растерянно смотрела на подарки. Показалось – мы могли бы подружиться! От его записки мне стало так хорошо на душе! Сразу легко и свободно.
“Муслим! Я не забуду твое имя в своей молитве! – обещала я молча. – Но, прости, туфли оказались мне малы. Я сразу подарила их маме Мансура. Только головной платок оставила себе”.
Будур
31.10.
Была бомбежка. “Долбили” частный сектор – Карпинку. У нас дома прятались дети.
Громко пищала и плакала десятилетняя девочка – Зара. Мансур, сын тети Вари, всех успокаивал, сидя у нашей двери. Я молилась. Все остальные заглядывали к нам в комнату с лестничной площадки.
Я под страшный грохот обстрела написала стихи:
Ты помнишь бои в нашем Грозном? Как нас обстрелял вертолет? Как плакали дети серьезно,Труп кошки, найдя у ворот.