Муравейник
Шрифт:
Одноглазый командир все понял и точно так же, как и Редар, моментально припомнил легенду о Великом Найле – ведь он столько раз слышал ее в пустыне. Люди там часто вспоминают немногих своих героев – Ивара, Скапта, Бакена… Того же Великого Найла. Легенд о его жизни не перечесть. Даже о детстве. Она-то и рассказывает о муравьиных войнах и, конечно же, о наведенном через речку живом мосту. Выходило так, что в грядущей схватке пользы от вырытой огромной канавы и вправду будет немного.
Младший Повелитель еще не знал, что ров дался Мерасу недешево. От чрезмерного напряжения сил
Впервые Фефн ощутил… нет, еще не сожаление, нет. И даже не сомнение, всего лишь тень его. Небольшое облачко на чистом и незамутненном небосклоне сознания собственной непоколебимой правоты.
Солнце выползло из-за перламутровой Кассиры, осветив розовым ее многочисленные пороги и перекаты. Юркие солнечные зайчики заиграли на темных водах Старицы, парила и нежилась в теплых лучах плодородная мерасская земля. Во внутреннем дворе поселения, на взлетной площадке дозорных шаров уже возились подмастерья. Чинили прорванный накануне шар, кормили порифид, грустно переговаривались:
– Таика сказала: у них в бараке ночью женщина умерла! А в соседнем – парень, из огородников.
– С чего бы это?
– С того! Мы вчера ров копать когда пришли? К закату, когда все шары вернулись, верно?
– Ну, да…
– И то, посмотри, все ладони в мозолях. А остальные там чуть ли не с самого восхода ковырялись.
– Да причем здесь…
– А притом! От усталости та женщина умерла, понял? Таика говорит, на сносях она была, ну, беременная, вот и не выдержала.
– Чего ж она работать пошла, раз беременная?
– Так четвертый месяц всего! Повелителям-то не объяснишь…
– Спряталась бы.
Сказал и осекся. Сам понял, что сморозил глупость.
– Угу. Ума у тебя, как у порифиды вон… А представляешь, что бы было, если б ее нашли? Тем более, сам Младший Повелитель весь день у нас пробыл!
– Ты его видел?
– Да как тебя! Кто, думаешь, шар его принимал?
– Врешь!
– Спроси, кого хочешь. Тебя тогда как раз на склад за клеем послали.
– Ну, и… какой он?
– Он? Он – Повелитель, ясно? Черный, как и все, только побольше размером. А глаза у него – стра-а-ашенные! Я в них пару раз глянул – сразу в дрожь бросило, словно ледяной водой окатили.
Мимо ворот два золотаря тащили на плечах тюки, обмотанные старой паутинной тканью.
– Еще двое… Сколько же их сегодня…
Голос у него был тихий и невыразительный. И слова он произносил так, словно сомневался в их правильности. Имя его мало кто знал, он обычно отзывался на прозвище Падальщик. Его напарник Кварра, бывший подмастерье самой Палаи, разжалованный в золотари за пристрастие к ортисовому настою, хмуро отозвался:
– Если шестилапые придут, еще больше работы будет.
– Да уж. Мало не
Падальщик свалил свой тюк в узкий зев глубокого колодца. Оттуда ощутимо тянуло гнилью и запахом тления.
– Жалко парня. Он еще и четырнадцати дождей не видел.
– Может, и к лучшему.
– Как это?
– А вот мураши придут, они нам такое покажут – пожалеешь, что больше того парня успел повидать.
– Думаешь, побьют они наших?
– Не знаю. Поглядим. Я с одним вчера болтал… ну, со здоровяком таким, что из Акмола притопали. Воин вроде. Только он не воин, а ткач бывший, говорит: вот побьем шестилапых, да и плюну я на это копье, к своей игле вернусь.
– А ты?
– А я его спрашиваю – так же, как ты меня, только наоборот: побьем ли? Ну, тут он помрачнел весь, оглянулся по сторонам и шепчет мне: этого я не знаю, мол, знаю только, что сила у них великая и два поселения они уже разорили. Да так, что в живых никого не осталось…
– А он кто – командир, что ли? Откуда он все знает?
– Да не… У него сестра самому Младшему Повелителю служит, вот он и все знает про всех.
– Выходит, и сами хозяева не знают, победим мы муравьев или нет?
– Выходит, нет. Да и что толку? Нам-то все равно. При Повелителях мы с тобой трупы да дрянь всякую собираем, че думаешь, при шестилапых – хуже будет?
– Так убьют же…
– Пусть уж лучше убьют, чем такая работа. Ладно, хватит болтать, идем к ткачам в барак, там тоже вроде кто-то умер.
– Вставайте! Поднимайтесь! Шестилапые идут! Дозорные подняли тревогу загодя. Муравьиная армия еще только посверкивала в отдалении разливающимся морем рыжего хитина, а зоркие стражи из числа велимановых ополченцев уже вовсю лупили в било каменными колотушками.
– Тревога! Подъем!
Несмотря на страшную усталость, люди со стонами и проклятиями вставали, выливали на голову несколько пригоршней холодной воды, чтобы быстрее проснуться, и лезли на стены. Временный глава ополченцев, смертоносец Шаршиф мысленно коснулся разума командиров, призвал их к себе. Пока ругаясь на усталость и раннюю побудку, рядовые ополченцы расползались по своим местам, паук раздал командирам конкретные приказы.
Накануне, уже перед самым сном, Шаршиф с помощью двух местных служительниц разделил всех новоприбывших на отряды и над каждым поставил командира. Людей в каждом отряде оказалось разное число – где восемь, где десять, а где и пятнадцать. Если бы не усталость, ополченцы долго бы еще дивились, а меж тем все объяснялось просто.
Дело в том, что пауки не умели считать, чего бы там про них ни говорили. Некоторые люди уверяли, что счет смертоносцев просто отличается от человеческого. Они, дескать, счисляют, не десятками и дюжинами, как двуногие, а восьмерками и полувосьмерками – по количеству ног или глаз. То есть, учатся считать по лапам так же, как человек – по пальцам. Но они ошибались, не веря, что восьмилапые хозяева могут настолько уступать своим рабам в знании. Увы, смертоносцы способны лишь примерно оценивать количество – «один», «несколько», «много» – и все.