Муравьи революции
Шрифт:
— Ну, что же, в Уфу, так в Уфу. — Виктор был доволен. — Кочуем, Авив. Нечего тут киснуть. В горах Урала — сказка-мечта.
— Тебе бы всё мечтать да кочевать. Как цыган.
— А ты думаешь, цыгане плохо живут. Какие у них красивые песни.
Поехали в Уфу. Начиная от Самары, уже чувствовалось, что реакция захватила все железнодорожные рабочие очага; рабочие были замкнуты и необщительны. Ходил слух, что в Кинели расстреляли всю головку рабочих организаций. Становилось не по себе. Здесь мы едва ли встретим такое отношение, как под Харьковом. На всех больших станциях стояли эшелоны с солдатами.
— Ну как, брат, что чувствуешь? — спросил я Виктора.
— Жутко, — ответил он мне одним словом. Подавленность была очевидная и отчаянная. В Уфе нас приняли с радостью.
— У нас так выскребли работников, что на Урал послать некого. На уральских заводах — брожение, а мы организаторов послать не можем. Отдохните немного — и на Урал.
Три дня мы отдыхали, катались вечерами на лодке по Дёме — тихая речонка, глубокая, увитая роскошной дикой яблоней, черёмухой, ивой, нежным зелёным бархатом склонившимися на тихие воды Дёмы, играли на мандолине и пели песни. Чудесно проводили вечера. В комитете нам заготовили литературу, дали явки, немного денег. Мы уложили литературу в дорожные котомки, надели их за спину и покинули гостеприимную Уфу.
Путь нам лежал на Усть-Катав, а оттуда пешком на Катавивановские заводы, где мы и должны были обосноваться.
Усть-Катав — станция небольшая. Хотя вблизи и находился большой завод, но карательного отряда на станции не было. На перроне торчал один жандарм.
Вся охрана станции состояла из пяти жандармов и стольких же стражников. Никаких военных частей не было. Это обстоятельство нас обрадовало: «обстановка нормальная», и мы не рисковали попасть «в чрезвычайные обстоятельства». Вышли из поезда, огляделись. Виктор потолкался, понюхал вокруг станции. Всё спокойно. Спустились к речке Катав и расположились завтракать. Солнце пекло. Стражники лениво валялись на пригорке и не обращали на нас внимания. Мы позавтракали, выкупались, выстирали бельё и растянули его на траве для просушки, положили под головы котомки и заснули. Опали часа два. Сквозь сон я почувствовал, что кто-то тычет меня под бок. Открыл глаза: передо мной стоял стражник и толкал меня носком своего сапога в бок.
— Чего вы нагишом развалились? Проваливай отсюда. Шляются тут.
Стражник что-то ещё недовольно побурчал себе под нос и отошёл лениво на пригорок. Я разбудил Виктора.
— Идём, братуха, «дух» прилетал, «проваливать» приказал.
Мы надели наши вымытые рубахи, вскинули за спины котомки и пошли по направлению к нашей цели.
Дорога шла всё время по берегу речки, и потому мы жары особой не чувствовали. Уральские горы грядами тянулись на север. Некоторые хребты были покрыты щетиной ельника, который резко выделялся на небе, отчего хребты походили на гигантские расчёски.
К заводу мы стати подходить перед вечером. Из завода навстречу нам выехал отряд стражников. Мы от неожиданности растерялись. Литература, чтобы ей провалиться, сразу стала что свинец. Виктор выругался: и здесь «духи». Сколько же этой нечисти на Руси развелось!
— Кажется, сели, — невесело ответил я.
Шли мы, однако, не останавливаясь.
Стражники подъехали и окружили нас со всех сторон.
— Куда идёте?
—
— Ваши документы.
Мы вытащили документы и предъявили.
— Зачем на завод прёте?
— Зачем? Работы ищем. Зачем больше на завод пойдёшь?
Старший вернул нам паспорта, скомандовал, и стражники ускакали к заводу.
— Сошло, кажется?
— Похоже, что сошло. Вот идиоты, не догадались в лесу зарыть нашу кладь. Хорошо, что балбесы… — На этом я оборвал. Навстречу нам скакал стражник.
— Идём, старший велел в канцелярию.
Пришлось идти. Под конвоем верхового стражника мы шествуем мимо завода. Рабочие, только-что окончившие работу, разглядывали нас с любопытством.
— Чего это их зацапали?
— Беспаспортные, должно быть.
Пришли в канцелярию. За столом сидит урядник.
— Откуда, пташки?
— Из Самары.
— Зачем?
— Работы ищем.
— Документы смотрел? — обратился он к старшему.
— Смотрел. В порядке кажись.
— Давайте!
Мы подали наши документы. Он внимательно просмотрел их и вернул нам обратно.
— Что в котомках?
— Известно что: бельё, хлеб.
— А ну, посмотрите, — обратился он к стражникам. Сняли с нас наши котомки, стражник запустил туда свою лапищу и извлёк целую кипу прокламаций. Второй тоже. Так они, не торопясь, выпотрошили обе наши котомки, навалив на пол пруду разной литературы. Урядник глядел на кучу, вытаращив глаза.
— Вот так бельё! — вскрикнул он и стремительно выскочил из-за стола. Нагнувшись над кучей, он стал с любопытством рассматривать литературу.
— Смотри, и «барышни» есть. Он с торжеством поднял кверху пачку прокламаций.
— Пахомов, две тройки мигом!
Один из стражников выбежал из канцелярии, по-видимому выполнять приказ. Урядник как будто забыл про нас, извлёк ив груды книг ещё и ещё прокламации и читал вслух заголовки.
— «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Что же это — всего мира значит? — говорил он вслух, ни к кому не обращаясь.
— Забастовочку, значит, устраивать? — обратился он уже прямо к нам.
— Зачем забастовку? Мы это на всякий случай. Продать хотели, — спокойно ответил ему Виктор.
— Продать? — удивлённо спросил урядник. — Где это видано, чтобы прокламациями торговали? Городишь, парень.
— Готово, господин урядник, — громко оказал вошедший стражник.
К канцелярии подкатили две тройки, запряжённые в большие фаэтоны.
— Едем к приставу, там разберут. — Стражники уложили в котомки всю нашу литературу, связали нам назад руки и посадили в экипажи. Со мной сел урядник, с Виктором стражник. Двенадцать человек верховых окружили наш поезд, и мы вихрем помчались куда-то через горы, лесами.
Ехали часа два по склону горы. С обеих сторон надвигался дремучий лес. «Хлопнут, — думал я, — и никто не спросит».
— Почему вы этой дорогой везёте?
— Ближе. А потом здесь людей меньше. Там любопытствовать будут.
— Что же, вы людей боитесь?
— Не боимся, а приказ есть — лишнего шума не делать, чтобы разговоров не было.
Когда приехали в Усть-Катаз, было уже темно. Нас сейчас же посадили в каталажку. Стражник спросил, есть ли у нас деньги и предложил купить нам поесть.