Муравьи революции
Шрифт:
Наконец мне надоело бесконечное блуждание по городу, и я решил выбраться с помощью грузчиков-грузин, обслуживающих пассажирские пароходы. Пришёл седой старик грузин, социал-демократ, хорошо говоривший по-русски. Ему ещё до прихода ко мне сообщили, в чём дело. Он принёс мне грузинскую рабочую робу и ознакомил меня с планом, как выбраться. Пароход уходил в этот же день. Старик торопил идти. Я переоделся в робу, и мы отправились на пристань. В казарме старик тщательно подмазал меня мукой, переменил мой старый бульдог на наган, за который заставил меня тут же заплатить двадцать копеек.
— Дарить оружие нельзя — плохая примета. Нужно продать.
Мы пошли к складам, откуда грузчики грузили мешки с мукой на стоящий у пристани пароход. На меня набросили мешок, и он плотно прилип к моей спине. Я, нагнувшись, покачиваясь в такт шедшему впереди грузчику, пошёл
Я прошёл мимо. На пароходе меня отвели в кубрик к кочегарам, которые меня сейчас же переодели в рабочий костюм, и я на случай обыска должен был стоять у топки.
Старик сходил в город, сообщил о благополучном переходе на пароход, принёс мне явки. На пароход повалили пассажиры. Скоро убрали сходни. Агент и помощник пристава стояли на пристани и раскланивались с капитаном. Я наблюдал за ними из кубрика сквозь закрытый иллюминатор. Пароход дал свисток и отчалил. Я помахал «архангелам» рукой и стал выбираться на палубу. Однако меня сейчас же перехватили ребята и засунули обратно в кубрик. Оказывается, нужно было произвести ревизию, нет ли среди пассажиров агентов охранки или сыска.
Только через три часа мне разрешили вылезти на «бак», шляться же по пароходу запретили.
В Новороссийске зашли в кубрик двое грузчиков, опять переодели меня в робу и, взвалив на меня тюк с какой-то шерстью, вывели меня с парохода. Из склада повели меня в казармы, где я пробыл до вечера, а вечером пошёл на явочную квартиру. Так я благополучно вырвался из рук керченской полиции.
В Баку
Из Новороссийска я поехал в Тифлис. Тифлисская организация направила меня в распоряжение Баку, где сильно чувствовалась фракционность между большевиками и меньшевиками. Шла открытая борьба за овладение рабочими массами. Профсоюзные организации Балаханова и частью Би-би-Эйбата находились под сильным влиянием большевиков. Совет безработных был полностью под большевистским влиянием. Там часто маячила длинная фигура Алексея Рогова, а из окошка бюро торчал утиный нос Кушнарёва. Меня поместили на конспиративной квартире, где хранилось различное огнестрельное оружие, и мне было поручено, пока я не найду себе работы, заниматься с дружинниками, обучая их обращению с различного рода оружием. К сожалению, многие клички бакинских работников того времени испарились из памяти. «Алёша» — неустанный организатор-пропагандист, «Баррикада», Владимир большой, Владимир маленький, настолько терроризировавший шпиков своим маузером, что те неохотно показывались на «парапете» (центральная площадь города): Владимир подстреливал их, как куропаток, оставаясь в то же время сам неведом и неуловим. Средства на приобретение оружия организация получала от местной националистической либеральной буржуазии в порядке особого «самообложения». Местная буржуазия с непонятным для меня покорством выполняла эту повинность. На конспиративке я прожил с месяц, пробиваясь случайным заработком. Я устраивался на десять копеек в день и обедал по талону организации в одном из духанов. В конце концов мне удалось поступить в качестве электромонтёра на завод Бекендорфа, где и была предоставлена мне комната.
Жил я в Баку под фамилией Бориса Сапунова, под кличкой «Борис». Завод Бекендорфа обслуживал только свои скважины и бурения. Главная работа была клёпка труб для скважин. Этим делом обычно занимались русские подрядчики, доставлявшие нужное число рабочих, обычно лезгин. Такая группа работала и у Бекендорфа. От ночи до ночи ухали клепальщики своими молотами на большом дворе завода. Я заинтересовался этой группой и с помощью одного грузина, знавшего лезгинский язык, стал выяснять условия работы у подрядчика. С большим трудом: удалось выяснить, что на долю рабочих-лезгин приходится не более пятидесяти процентов платы, которую получает подрядчик. Со мной в квартире поселился молодой парень, маслёнщик у машины завода — Миша. Вот и решили мы с Мишей начать среди лезгин работу по организации артели и устранению подрядчика. Больших трудов и времени стоило нам эту работу кое-как наладить. С одной стороны, незнание языка, с другой — недоверие лезгин сильно мешали нашей работе: лезгины боялись, как бы мы не обманули их и не захватили их работы — «ведь русские так хитры».
Однако в конце концов нам удалось разъяснить лезгинам, что артель им выгоднее, чем подрядчик. Лезгины устроим стачку, истребовали, чтобы работы по клёпке труб были
Управляющий не стал упираться и передал работы артели. Лезгины, не знавшие настоящей платы, какую получал подрядчик от завода, были радостно удивлены, что их заработок почти удвоился. С этих пор мы с Мишей стали в их кругу героями — шутка ли, всемогущего подрядчика устранить.
Из грузин и русских рабочих мне удалось сколотить на заводе группу, которая дружно голосовала за большевистскую резолюцию по докладу делегатов лондонского съезда 1907 года. Профсоюзы готовились к осеннему съезду горнопромьшленников: необходимо было разработать программу требований, а также подготовить рабочих Баку к возможной борьбе за эти требования. На одном из профессиональных собраний я был избран в комиссию по выработке требований. Работали над требованиями в Балаханах в помещении союза. Среди рабочих Баку имелось большое число местных и персидских татар, которые весьма неохотно примыкали к рабочему движению. Религиозные предрассудки в то время сильно господствовали над их умами, и на революционную агитацию они шли туго. Бурение и тартание нефти почти исключительно обсуживалось этими татарами.
Весьма важным служебным достижением являлась должность «ключника», стоящего у ключа и поворачивающего бур во время бурения. Рабочие-татары все силы прилагали, чтобы достичь этой должности. Хозяева умело использовали этот момент в целях усиленной эксплуатации рабочей силы. Поэтому подготовка для возможной осенней стачки требовала упорной и усиленной работы.
Я с большой охотой настроился на эту работу, но в Баку произошёл большой провал всей большевистской организации. Клички были раскрыты, в том числе и моя. В моё отсутствие был произведён обыск, забрали литературу и наган. Миша сумел меня вовремя предупредить, и с работы из Суруханов, где я ставил двигатель, я проехал прямо в город. Часть публики уже сидела в тюрьме. Мне предложили выехать в Красноводск и дальше в Ташкент. В Красноводск мне дали явку, но предупредили, что, возможно, она провалена, и рекомендовали осторожность.
Уехал я с большой досадой, что спугнули с большой и интересной работы.
Скитание
Из Баку я выехал на пароходе. Осенние ветры сильно тормошили Каспий, и паршивенький пароходик кидался, как в испуге, из стороны в сторону. Моё скудное одеяние плохо защищало меня от воды и от холода. Как «дешёвый» пассажир, я торчал на верхней палубе, прижимаясь к пароходной трубе, которая кое-как согревала озябшее тело.
Целые сутки болтались мы по волнам, пока вдали не увидели сначала горы, а потом и красноводскую «косу».
В Красноводске я попробовал использовать явку и пошёл по адресу. Со всеми осторожностями я нашёл номер дома: дом как дом, ничего заметно не было. Я сел на другой поперечной улице и стал наблюдать за домом: никто оттуда не выходил. Потом раскрылось окно и показалась голова девочки. «Должно быть, никого нет, — подумал я, — иначе девочке не позволили бы выглядывать». Решил проверить. Рядом с явочной квартирой их дома на воротах была дощечка с надписью: «Дом Веретникова». Я подошёл к явочной квартире и постучал в ворота, — никто не ответил. Я ещё раз постучал, — открылась калитка, и передо мной оказался полицейский.
— Кого тебе?
— Веретников дома?
— Рядом, дальше! Лезут тут…
Я быстро ретировался, и калитка снова захлопнулась. Я же другой улицей ушёл к вокзалу. По-видимому, полицейский сидел в засаде, и я чуть не влопался.
Жара в Красноводске была необычайная. Я сначала после холодной ночи весьма обрадовался теплу, но скоро почувствовал, что буквально жарюсь. Горы кругом Красноводска имели красную окраску и поэтому казались раскалёнными. Красноводск стоит во впадине, зажатый между горами, как будто в печке. Пока составлялся поезд, я почти не вылезал из моря. Оно у Красноводска удивительно прозрачное и тёплое. Наконец поезд составили, я взял билет, и мы поехали по пустыне, которая начинается после Красноводска. Горячий ветер поднимал густые облака мелкой раскалённой пыли, которая проникала во все щели вагона. В вагоне становилось настолько душно, что многие пассажиры теряли сознание. Поезд шёл довольно быстро. Я сел на ступеньки вагона, но и здесь было невыносимо жарко. Пустыня была безбрежной. Быстро уносились назад пылающие горы Красноводска, а впереди виднелись огромные тенистые деревья, и между ними иногда поблёскивала вода. Но сколько мы ни ехали, а доехать до деревьев и воды не могли; вместо них попадались весьма редкие и небольшие травяные кустики «перекати-поле», а впереди продолжали маячить тенистые рощи и вода.