Муравьи революции
Шрифт:
Однако из обеих информации ничего определённого выудить не удалось, и положение осталось не ясным. Не ясно было, что за требования в петиции готовились для предъявления, кто эту петицию составлял, не ясно было, где она находится.
Более определённые вести приносила матросская масса: «Скоро офицерне крышка». Вот эта «крышка» более точно характеризовала общее настроение Кронштадта и давала направление нашей работе.
Кронштадтцам ещё не совсем ясно, в какую сторону разовьются события, всё же считают ясным, что матросня выступит массой, — докладывал нам в кружке Соколов, — из политических требований выпячивают сокращение
Принесённые ив Кронштадта вести влили свежую струю в нашу работу: мы с новой энергией повели агитационную работу.
Разъясняя матросам политические требования, необходимость которых мы не всегда удовлетворительно могли доказать, мы зато требование «сокращения срока службы» сделали боевым лозунгом, вокруг которого и сосредоточивали мысль матросской массы.
Слухи о скором выступлении однако, не подтвердились.
До сентября мы благополучно простояли на «бочке».
Интересным для нас событием за это время была стачка портовых рабочих Кронштадта. Рабочие выставили целый ряд экономических требований, а также требование о восьмичасовом рабочем дне и о праздновании первого мая. Матросы со вниманием следили за этой стачкой: их очень интересовало, получат ли рабочие первое мая.
Этот вопрос занимал матросские умы довольно долго и служил нам дополнительным материалом для агитации.
Забастовку рабочих кронштадтские матросы не использовали, и она закончилась каким-то соглашением. Наша команда очень интересовалась, добились ли рабочие первого мая.
Из Питера получились сведения, что забастовали студенты, требуют «автономии», что многие заводы бастуют, в Москве тоже что-то происходит.
Вести из Питера вновь поставили перед нами вопрос: «как бы не опоздать». Однако разобраться в новых событиях нам как следует не удалось: «Полярная Звезда» опять получила приказ готовиться в поход. Оба наши кружка вошли в боевую вахту.
«Полярная Звезда» вновь приняла на борт Николая с семьёй и многочисленной свитой.
Спасаемся в шхерах
Сентябрь в Питере бродил буйно. Волнения в высших учебных заведениях расценивались матросами как «первая задирка революции»; шумы этой задирки глухо доносились до Кронштадта, и их чутко улавливало матросское ухо. Глухое ворчание в рабочих массах, на которое опиралось студенческое бунтарство, тревожило напряжённое матросское чувство. Матросня распоясывалась, кипела и плескалась через край.
Гнездом студенческого брожения был Технологический институт. Студенты густо набились в нём и жужжали, как осы. Кругом института рабочие, казаки, драгуны, полиция и прочая столичная масса тоже гудели и волновались.
Полиция пыталась действовать по-старому рьяно, но окружающие настроения охлаждали её пыл. Казаки держали себя так, что надеяться на них было рискованно; драгуны тоже энтузиазма к расправам не проявляли. Одним словом, было много шума в институте, ещё больше кругом института. «Задирка» развёртывалась вовсю, с заводов и фабрик откликались неурочные, волнующие гудки.
Флотские экипажи, некоторые гвардейские полки — Преображенский, Московский, Финляндский, армейский Александро-Невский и другие — не только не могли быть двинуты на помощь полиции, но требовали за собой особого надзора. Командному
Мальчишеский задор вместе с толпами рабочих врывался на широкие проспекты и нарушал их благопристойность. В сумерках старого дня сверкали молодые зарницы. Рассекая мутные волны Балтийского моря, «Полярная Звезда», делая двадцать два узла в час, поспешно уносила «царствующий дом» от беспокойного города в спокойные воды финляндских шхер.
Я стою на вахте уже двенадцать часов, моя «француженка» в неустанном беге поёт своё — четыре тысячи оборотов в минуту; щётки динамо, злобно брызгаясь синими искрами, жадно впивают в себя электрические токи. Соколов, опершись на наглухо закованный в чугун «Феникс», дремлет. Уже пятнадцать человек кочегаров и машинистов выбыли из строя, не выдержав жары глубоких колодцев кочегарок и накалённой ворочающейся стали гигантов-машин. Небоевые вахты послали на их место замену. Наш капрал Маковский, жирный белобрысый, кляузный и трусливый человек, тоже мучился с нами, тихонько трогая за плечо Соколова и плаксиво просил:
— Соколов, голубчик, не спи, скоро приедем, сменишься, уснёшь.
Соколов просыпался, смотрел мутными глазами, на Маковского и сонно говорил:
— Шкура, уйди, — отвёртывался и опять засыпал, уткнувшись на вздрагивающий чугун «Феникса». Маковский трусливо на него смотрел и шёл к трапу караулить, чтобы не наскочил дежурный офицер. Я мочил себе голову холодной водой и крепился. Капризная «француженка» не позволяла дремать,
К утру ход «Полярной Звезды» стал замедляться, через некоторое время, судорожно вздрагивая корпусом, яхта остановилась.
Глухо рокотали цепи якорей, сквозь стихающий гул стали выскакивать отдельные звуки покрываемой до этого походным гулом судовой жизни. Наконец всё успокоилось, звуки стихли, и «Полярная Звезда» мягко улеглась в покойные воды финляндских шхер.
На этот раз охрана яхты были чрезвычайной: по ночам яхта окружалась сплошным огненным кольцом прожекторов военных судов, которые плотным строем окружали императорскую яхту с её «драгоценным» грузам.
Днём также предосторожности предпринимались усиленные: дежурные быстроходные миноноски целыми днями шныряли на горизонте и не пропускали к яхте ни одной подозрительной щепки.
Николай по-прежнему проводил день на охоте на островах с облавой. Матросы, ходившие на облавы, огребали за каждую охоту по трёшнице на рыло и были весьма довольны временной царской прогулкой.
Меня по-прежнему не допускали ходить на облаву-охоту, и я продолжал пребывать на положении поднадзорного, хотя срок судового надзора надо мной давно кончился.
Работа среда матросов опять значительно ослабла: усиленный надзор комсостава за командой, вызванный пребыванием царской семьи, возможность секретного надзора заставляли нас быть более осторожными, а, следовательно, и менее активными. Кроме того и настроение матросской массы также не благоприятствовало нашей работе: новизна обстановки, поездки на охоту, парадная суета, усиленные пайки и чарки создавали обстановку праздности и довольства. Молодёжь особенно сильно поддавалась парадным настроениям, и наши попытки втянуть массу в революционные интересы большого успеха не имели.