Мургаш
Шрифт:
Указания гласили: блокировать монастырь, задержать всех находящихся в нем, достать продуктов на три дня для двухсот пятидесяти человек.
— Смотрите с монашенками поаккуратнее себя ведите…
— Ладно, Лазар…
В сумерки оба батальона оставили турбазу и двинулись к монастырю. Стоявший у ворот часовой встретил нас и доложил, что все в порядке и что монашенки собраны в одном крыле монастыря.
Построенный во времена турецкого ига, монастырь выдерживал осаду и разбойников и башибузуков [11] . Его постройки образовывали правильный
11
Башибузук — солдат нерегулярной турецкой армии в XVIII—XIX веках.
— Добро пожаловать.
Мы присели на низенькие стульчики, предложенные нам игуменьей. Смотрела она спокойно.
— Вы знаете, что мы партизаны?
— От ваших людей узнала, сын мой.
Ее ровный голос не выражал ни тревоги ни недовольства.
— Какие-нибудь жалобы есть?
— Нет, сын мой. Только вот закрыли нас здесь.
— Простите, но иначе нельзя…
Я начал говорить ей о нашей борьбе с фашистскими захватчиками, о нашей мечте завоевать свободу для всех людей. Ни один мускул не дрогнул на лице игуменьи. Оно оставалось все таким же спокойным, будто ничто земное ее не трогало.
— Мы пришли к вам с просьбой. Дайте нам продуктов. За часть мы заплатим, а за остальное оставим расписку. И еще просим вас не сообщать полиции, сколько нас и куда мы ушли.
Игуменья чуть вздрогнула. Лицо ее покрыл легкий румянец:
— Упаси господь, сын мой! Предавать ближнего — величайший грех.
Она помолчала, а потом тихо сказала:
— Об одном вас попрошу: не забирайте все.
— Будьте спокойны. Мы возьмем столько, сколько нам нужно, и не больше.
Прощаясь, она подала нам всем руку и произнесла:
— Да хранит вас бог…
Мустафа и его помощники испекли хлеба для неприкосновенного запаса и снова замесили тесто. В монастырской кухне наши повара приготовили курбан [12] из двух баранов и свиньи. Мясники освежевали телку, а после нее такая же участь ожидала корову, приведенную из хлева.
— Лазар, мед есть, — сказал мне Цветан.
— Надо взять немного. Мед — отличное лекарство.
Скоро ужин был готов, и я отдал необычный в партизанских условиях приказ:
12
Курбан — название обрядового кушанья из жертвенного животного.
— Наедаться до отвала!
Приказ этот был встречен с энтузиазмом.
После ужина я приказал всем сразу же ложиться спать. Ведь нам предстоял продолжительный и полный неизвестности поход.
Группа Миле, в которой были преимущественно старые, опытные партизаны, заняла позицию примерно в километре от монастыря. Мы выставили часовых, и все завалились спать.
— Товарищ командир, товарищ
Кто-то сильно тряс меня за плечо. И тут же я услышал выстрелы — один, другой, третий, затем нестройный залп.
Тревога прогнала сон. Я открыл глаза. Надо мной стоял Ворчо:
— Товарищ командир, стреляют!
Стрельба разбудила всех. Ко мне прибежали командиры обоих батальонов.
— Построить людей! Взять ранцы с продуктами! Проверить оружие!
Ленко и Атанас стремительно выскочили наружу. Я услышал их голоса. Они отдавали команды кратко, спокойно.
Занимался рассвет. Был пятый час утра. Шум боя нарастал. Заговорили тяжелые пулеметы. Я уловил их отдаленное торопливо-прерывистое кваканье. Это были «максимы».
Видно, на нас наступала целая дружина [13] . Противник, конечно, превосходил в численности и вооружении, зато у нас была более выгодная позиция. Мы поднялись с Калояном на длинный деревянный чердак.
«Если нас не окружат…» И Здравко и я одновременно подумали об одном и том же. «Если нас не окружат, мы легко справимся с противником».
Немного погодя прибежал Шомпол.
На дороге к монастырю показалась колонна солдат. Впереди шагали два офицера. Они, очевидно, не подозревали, что партизаны находятся так близко, поэтому шли в открытую. Миле доложил мне об этом.
13
Дружина — подразделение болгарской армии, равное батальону.
— Сколько их?
Шомпол задумался:
— Двести… или триста… Но конца колонны еще не видно.
— Немедленно возвращайся. Задержите противника, без приказа позицию не оставляйте!
— Есть, товарищ командир!
Я припал глазами к биноклю и осмотрел гору справа. По ее гребню двигалась войсковая колонна. Слева на гребне другой горы я увидел то же самое. По грубому подсчету, в трех колоннах на нас двигалось больше тысячи человек.
Неужели кто-то успел сбежать из монастыря и предать нас? Бой с тысячью или полутора тысячами отлично вооруженных солдат не предвещал ничего хорошего.
Оставался единственный путь — уходить через северные ворота монастыря, быстро пройти через лес и занять гребень, ведущий к Мургашу. Если бы нам удалось вовремя подняться наверх, опасность миновала бы.
Я приказал отходить первым батальону Ленко. Латин открыл тяжелые деревянные ворота и перешагнул через высокий порог. В этот миг со стороны левого ската застрочил пулемет. Латин сделал несколько шагов и упал на снег.
— Назад! — крикнул Ленко, схватив за плечо партизана, уже вышедшего за ворота.
— Что там?
— Латина убили! Стреляют с противоположного хребта!
Пулемет замолчал на какое-то мгновение, а затем снова заговорил. Единственный путь отхода был отрезан. Правда, мы могли спуститься вниз, в овраг, но это означало бы для нас верный, полный разгром.
Оставалось одно — невзирая на стрельбу, проскочить простреливаемое пространство примерно метров в двадцать. Можно было воспользоваться паузами между пулеметными очередями.
Я быстро прикинул: потребуется по одной минуте на человека, а всего — минут двести пятьдесят.