Мургаш
Шрифт:
Мы поблагодарили хозяев дома и, как только смерклось, отправились в Байлово. Поздно вечером встретились с Георгием, техником на шахте. Новости были хуже, чем мы ожидали. Полиция схватила почти всех членов районного комитета партии, нескольких активных членов партии, секретаря ремсистской организации и еще десять человек из молодежи. Обыски и аресты продолжались.
Больше здесь нам нечего было делать. Мы поручили бай Георгию встретиться с Полицейским и заодно навестить товарищей, успевших укрыться.
— Полицейский тоже арестован, — сообщил нам Георгий.
Это
В ту же ночь добрались до Осоиц. Там встретились у бай Райко с Цветаном и Митре. Наскоро обсудив обстановку, решили несколько дней пересидеть в Столнике, пока полицейские не уберутся из Байлово и окрестных сел.
На сеновале бай Йордана в Столнике мы провели только один день. Кто-то из его детишек увидел нас и закричал:
— Мама, какие-то оборванцы сидят на сеновале!
Родители заставили его замолчать, однако больше оставаться здесь мы не могли, нужно было искать другое убежище.
В тот же вечер присутствовали на собрании партийной организации у Столникской реки. Когда собрание закончилось, товарищи разошлись, а мы стали думать, где нам скоротать ночь. У нас был заведен такой порядок: никто из местных членов партии не должен знать, где остановились и сколько пробудем в том или ином месте. Поэтому на собрании не заводили речи о том, где провести ночь.
В конце концов нам пришлось провести ее под открытым небом. Тоне и Митре отправились в Локорский район, а остальные расположились в карьерах Балабаницы. На следующий вечер мы двинулись в село Саранцы.
Недалеко от Горна-Малины в десяти шагах от дороги находился небольшой постоялый двор, который зимой бездействовал. Мы обошли его кругом, осмотрели и решили: никто не догадается, что здесь спрятались партизаны. Вошли внутрь и расположились в двух комнатах. Выставили охрану на всю ночь, а когда рассвело, стали наблюдать за местностью с чердака.
В полдень один из наблюдателей озабоченно доложил:
— Товарищ командир, у Негушевской реки видны люди.
— Кто такие? Гражданские или полиция?
— Скорее всего, гражданские.
Это были члены общественной силы. Значит, нас обнаружили. Я поднял людей по тревоге. Разбившись на три группы, мы быстро выскочили из постоялого двора и бросились в атаку. Противники разбежались кто куда. В это время на шоссе со стороны Столника показалась моторизованная колонна. Я посмотрел в бинокль и насчитал шесть танкеток и несколько грузовиков, набитых солдатами.
В колонну по одному, на расстоянии двадцати шагов друг от друга, мы быстро двинулись в горы.
Вскоре танкетки и грузовики остановились у железной дороги. Солдаты развернулись в цепь, а танкетки, тоже развернувшись, открыли беглый огонь.
Расстояние, отделявшее нас от врага, не превышало двух километров, и если бы наводчики действовали умело, то не перебраться бы нам ни за что через гребень Негушевской высоты, за которым мы могли чувствовать себя в безопасности.
Я подал
— Быстрее, быстрее!
И вот уже последний боец перевалил через гребень. Стали спускаться вниз. Танкетки продолжали вести огонь, но нас это уже не пугало.
…После 9 сентября ко мне привели майора Стоянова, бывшего командира истребительно-противотанкового батальона, который преследовал нас у постоялого двора около Горна-Малины. Мне захотелось узнать, как нас тогда обнаружили.
В тот день, когда произошла перестрелка, хозяин постоялого двора шел по шоссе. Он поначалу не собирался заходить на постоялый двор, но по привычке решил проверить, все ли там в порядке, и вдруг заметил над трубой дым. Сразу же догадавшись, в чем дело, он бросился в общинную управу. Зазвонили телефоны. Из Софии последовал приказ: членам общественной силы и местной полиции идти следом за партизанами, но ни в коем случае не атаковать их, а только наблюдать за ними до тех пор, пока не прибудут солдаты.
Дивизион майора Стоянова был поднят по тревоге. Приказ он получил краткий: захватить или уничтожить партизан всех до единого! Предполагалось, что партизан не больше пятидесяти — шестидесяти и что вооружены они винтовками, пистолетами, одним или двумя тяжелыми пулеметами и несколькими автоматами.
То, что мы оторвались от преследователей, майор Стоянов воспринял как личную обиду, да и генерал Кочо Стоянов обрушился потом на него за то, что не смог захватить ни одного партизана.
— Сегодня вы, майор, лишились одной звездочки на ваших погонах! — кричал генерал. — Партизаны бесчинствуют, занимают села, болгары-патриоты их обнаруживают, сообщают о них, а вы с целым дивизионом, с шестью танкетками не сумели ничего с ними сделать!
Впервые за всю службу майор Стоянов нарушил офицерскую этику, прервав своего начальника:
— Разрешите доложить, господин генерал! Даю слово, что доставлю вам в три раза больше голов, чем сегодня убежало партизан.
В отношении количества обещанных голов майор Стоянов сдержал свое слово. Но это были не партизанские головы. Это были головы беззащитных наших ятаков и помощников, у которых не было оружия, чтобы защищаться.
…Оторвавшись от преследовавших нас танкеток майора Стоянова, мы решили провести два-три дня в горах. 28 февраля направились к Осоицам. Остановившись в сосновой роще, послали человека к связным узнать о положении в Софии.
Вскоре пришел Гере. Он ждал нас уже третий день. Калоян интересовался, как идет подготовка к конференции. Из штаба передали, что необходимо ее провести в середине марта.
Времени оставалось мало, а задач предстояло решить много. Мы разделились на несколько групп. Кочо в сопровождении одного партизана должен был отправиться в Новоселский район и через неделю вернуться в Осоицы. Станко с товарищами уходил в Байлово.
Чета уже построилась в походную колонну, и в это время Станко подошел ко мне и спросил: