Мусаси
Шрифт:
Шум и гам заполнили гостиницу. Слуги не являлись на зов. Ужин принесли поздно, и никто не пришел убрать подносы. Гостиница ходила ходуном от топота ног. Дайдзо был вне себя от возмущения, но сдерживался, чтобы не навлечь неприятности на гостиничных слуг. Отодвинув в сторону подносы, он улегся на циновке, подложив под голову руку вместо подушки. Через несколько минут он позвал Скэити. Тот не явился.
– Дзётаро! Поди сюда! – крикнул Дайдзо, сев на циновке.
Дзётаро тоже
– На что глазел? – с осуждением спросил Дайдзо.
– Там внизу много женщин.
– Только и всего?
– Да.
– И что в этом интересного?
Женщины из веселого квартала волновали Дайдзо, но его почему-то раздражал неуемный интерес к ним со стороны постояльцев-мужчин.
– А я не знаю, – честно признался Дзётаро.
– Я немного пройдусь по городу, – сказал Дайдзо. – Оставайся здесь, никуда не отлучайся.
– Можно я с вами пойду?
– Нет, уже поздно.
– Ну и что?
– Я тебе объяснял, что гуляю не для развлечений.
– А зачем же?
– Прогулки связаны с моей верой.
– Вам мало храмов и монастырей в дневное время! Монахи и те спят по ночам.
– Вера – нечто большее, чем храмы и монастыри, молодой человек. А теперь отыщи Скэити. У него ключи от сундука.
– Я только что видел, как он спустился вниз. Он заглядывал в комнаты, в которых остановились женщины.
– Как, и он? – воскликнул Дайдзо, щелкнув языком. – Немедленно позови его!
Дзётаро ушел, и Дайдзо начал перевязывать пояс на кимоно.
Мужчины, слышавшие про красоту и изысканность женщин из веселых кварталов Киото, застыли на месте, наслаждаясь даровым зрелищем. Скэити глазел, раскрыв рот.
– Пошли, хватит! – приказал Дзётаро, крепко схватив слугу за ухо.
– Ох! – пискнул Скэити.
– Хозяин зовет!
– Врешь!
– Правда. Он собирался на прогулку. Он ведь всегда прогуливается по вечерам.
– Да-да! Иду! – забормотал Скэити, неохотно отрываясь от увлекательного представления.
Дзётаро шел следом, когда услышал, что его зовут.
– Дзётаро! Подожди!
Окликала его женщина. Дзётаро огляделся по сторонам. Он ни на минуту не забывал Оцу и своего учителя. Вдруг Оцу здесь? Мальчик пристально вглядывался в густые вечнозеленые кусты, из-за которых доносился голос.
– Кто там?
– Я.
Дзётаро узнал показавшуюся из-за кустов девушку.
– А, ты! – протянул он.
Акэми наградила его дружеским шлепком по спине.
– Ах ты, маленькое пугало! Целую вечность не видела тебя.
– О том же хочу спросить и тебя.
– Я… Ну, какое тебе дело до меня?
– Ты с этой веселой компанией?
– Да, но пока окончательно не решила.
– Что не решила?
– Оставаться ли с ними, – вздохнула Акэми. Затем, помедлив, спросила: – Как поживает Мусаси?
Дзётаро понял, что из-за этого Акэми и окликнула его.
– Оцу, Мусаси и я… Мы потеряли друг друга.
– Оцу? Кто это? – Акэми вспомнила девушку, едва закончив вопрос. – А, знаю. Она по-прежнему бегает за Мусаси?
Акэми по привычке видела в Мусаси отчаянного, странствующего фехтовальщика, ночующего в лесу или на голых скалах. Сумей она заполучить его, он бы мгновенно угадал в ней беспутство и отверг бы ее. Акэми смирилась с мыслью, что ее любовь к Мусаси останется безответной. Упоминание Дзётаро о другой женщине пробудило в ней ревность. Огонь любви вспыхнул с новой силой.
– Дзётаро, здесь на нас глазеют со всех сторон. Пойдем в другое место.
Они вышли через садовую калитку на улицу. Два десятка гостиниц Хатиодзи светились огнями. Это был самый оживленный и большой город на пути из Киото в Эдо. На северо-западе темнела горная гряда Титибу, по которой проходила граница с провинцией Каи. У подножия безмолвных и мрачных гор кипела жизнь, рекой лилось сакэ, щелкали челноки ткацких станков, слышались окрики чиновников, надзирающих за базаром, споры игроков, заунывные голоса уличных певцов.
– Я часто слышала имя Оцу от Матахати, – солгала Акэми. – Расскажи про нее!
– Она очень хороший человек! – горячо воскликнул Дзётаро. – Очень добрая и красивая. Я люблю ее.
Акэми почувствовала опасность, которую несла соперница, но скрыла тревогу.
– Она и правда так хороша? – улыбнулась Акэми.
– Да-да. И все умеет. Хорошо поет и пишет, играет на флейте.
– Чего хорошего в том, что женщина играет на флейте? – раздраженно произнесла Акэми.
– Ты не понимаешь, зато все остальные, даже князь Ягю Сэкисюсай, хвалят Оцу. Одно мне в ней не нравится.
– У всех женщин есть недостатки. Только одни честно признаются в них, как я, другие же прячут их под благопристойным обличьем.
– Оцу ничего не скрывает, в этом ее слабость.
– Что ты хочешь сказать?
– Она готова рыдать из-за любого пустяка. Она – плакса.
– Почему же?
– Всегда льет слезы, когда думает о Мусаси. Рядом с ней тоскливо, вот это мне не по душе. – Дзётаро с детской непосредственностью выложил все начистоту, не беспокоясь о последствиях сказанного.