Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем
Шрифт:
— М-мама? — выдохнул он, его голос дрогнул, а глаза расширились от изумления.
— Ролз… — прошептала Элинализ, её голос сорвался, слёзы хлынули с новой силой, но теперь в них было облегчение, смешанное с надеждой.
Ролз бережно опустил малышку на траву, где она тут же занялась жёлтым цветком, выдергивая лепестки, и бросился к матери. Он обхватил её в крепкие объятия, его руки сжали её плечи, словно он боялся, что она исчезнет.
Элинализ обмякла, её тело сотрясали рыдания, но она обнимала его в ответ, прижимая к себе, её пальцы вцепились в его рубашку, как будто она пыталась наверстать все потерянные годы. Искры радости,
Но эта картина не отпускала.
Ролз, играющий с дочерью, его тёплая улыбка, её смех, а затем его объятия с Элинализ… Это вызывало тепло и щемящую грусть. Я почувствовал… зависть, острую, как лезвие. У Ролза была возможность обнять свою мать, несмотря на её недостатки и конкретные проёбы. А у меня… никого. Свиноматка из Древобора — позорище, а не мать, даже как приёмная. И я не знал, кто мои настоящие родители, где мой дом, и эта пустота грызла меня, как голодный зверь, особенно сейчас.
Я шагал по дороге, каждый шаг твёрдый, решительный — я найду Пола и вытрясу из него все наши общие воспоминания, чего бы это ни стоило. Но внутри я оставался потерянным мальчишкой, грудь ныла, словно от незажившей раны.
И вдруг впереди на небольшом холме вырос дом, резко выделявшийся среди убогих деревянных хижин: двухэтажный, сложенный из светлого камня, с покатой соломенной крышей, потемневшей от времени, и окружённый просторным участком с низким каменным забором. Ухоженный сад с цветущими яблонями, аккуратная деревянная конюшня и грядки с ровными рядами рассады выдавали достаток, недоступный крестьянам — в этой глуши такой дом был единственным, кричащим о богатстве бывших авантюристов.
Я стиснул зубы, ускорил шаг, кулаки невольно сжались, но звонкий смех той малышки и её робкое «Мама?» всё ещё эхом отдавались в голове, цепляясь за мысли, как заноза.
Подойдя ближе, я заметил верёвки с бельём, колышущиеся на лёгком ветру: белые простыни, детские рубашонки и женское платье, ещё влажное, слегка покачивались, отбрасывая тени на пожухлую траву. В конюшне фыркала одинокая серая лошадь, её шерсть лоснилась, а копыта нетерпеливо били по утрамбованной земле, но людей вокруг не было видно.
В одном ловком прыжке я перемахнул через скрипучую калитку, приземлившись на утоптанную тропинку, ведущую к дому. Из кирпичной трубы вился тонкий дымок, а воздух наполнился ароматом жареного мяса, тушёных овощей и свежего хлеба, отчего живот предательски заурчал, напоминая о скудных трапезах в пути. Буэна, эта богом забытая деревня, не могла похвастаться ни тавернами, ни тем более ресторанами — сплошная глухомань, где даже миску похлёбки без комков найти было подвигом.
Я крался к дому, намереваясь заглянуть в мутноватые стёкла окон, но вдруг уловил с другой стороны приглушённое кряхтение и резкий свист воздуха, будто кто-то рассекал его клинком. Я замер, прислушиваясь: ритмичные, отточенные взмахи, едва слышный шорох ног по земле — кто-то тренировался с мечом. Чутьё, отточенное годами, шепнуло: это Пол.
Ухмылка невольно растянула губы, пульс участился, и я, пригнувшись, двинулся вдоль стены, обходя дом. Каменная кладка под пальцами была шершавой, ещё тёплой от дневного солнца, а запах еды смешивался с терпким ароматом яблонь.
Выглянув из-за угла, я увидел его — Пола Грейрата, бывшего лидера Клыков
Я, напротив, был словно его тенью: невысокий, немного худощавый, с жилистым телом и мальчишеской внешностью, будто мне едва стукнуло шестнадцать, несмотря на все пройденные битвы. Мои мускулы, хоть и крепкие, казались жалкими рядом с его мощью.
Раздетый до пояса, Пол сжимал в руках длинный меч, клинок тускло поблёскивал в свете закатного солнца, пока он выполнял отработанный комплекс упражнений: шаг, выпад, рубящий удар, поворот. Я невольно сравнивал его с Гислен, с которой недавно тренировался, и видел разницу — движения Пола, хоть и точные, потеряли былую резкость, ту хищную грацию авантюриста, что живёт в дороге и сражается за Гильдию.
Семейная жизнь, видно, притупила его клинок, заменив ярость боя размеренным ритмом деревенской рутины. Он стоял спиной ко мне, лишь изредка боком поворачиваясь, не замечая моего взгляда, а я, опершись плечом о шершавый угол дома, наблюдал, гадая, когда же он почует чужое присутствие. Одно дело — я, пришедший с миром, ну, или чтобы стащить миску того, что так вкусно пахло, а другое — если бы в эту глушь, где их дом торчал посреди ничего, забрёл кто-то с недобрыми намерениями.
Сначала я ждал, пока этот старикан выдохнется и оглянется, но через пару минут мне надоело торчать, как тайной воздыхательнице, подглядывающей из-за угла. В наглую прошагав вдоль стены, я плюхнулся на потёртую деревянную скамейку возле двери в дом, бросил сумку на землю и положил сложенное копьё на колени, древко холодило ладони. И… этот придурок всё равно меня не заметил!
Я хмыкнул, едва сдерживая смех — авантюрист S-ранга, бывший лидер Клыков Чёрного Волка, а так погрузился в свои махания мечом, что не почуял чужака в десяти шагах. Видимо, задумался или вымотался, но для такого бойца это было позором.
Минуты три я сидел, скрестив руки, пока Пол наконец не остановился, вытирая пот со лба мозолистой ладонью. Его грудь тяжело вздымалась, меч слегка дрожал в руке, а он, щурясь, пытался отдышаться, не замечая, что за ним наблюдают.
— Да уж… — ядовито протянул я, развалившись на скамейке, закинув ногу на ногу и лениво поглаживая древко копья с видом знатока. — Разжирел ты, старичок, ой разжирел. От грации пьяной кошки, которой ты хвастался, скатился до деревенской тумбочки, что в сарае пылится. Рыцари в отставке, конечно, форму теряют, но ты, Пол, прям чемпион по лени. Стыдоба, вот что это.
Пол дёрнулся, будто его током шарахнуло, глаза округлились, но через секунду на лице расплылась его фирменная дурацкая улыбка — та самая, от которой хотелось то ли смеяться, то ли заехать ему в челюсть. Он пару раз моргнул, явно соображая, потом ухмылка стала хитрее, и он, наконец, выдал ответ.
— А ты, смотрю, всё такой же коротышка, ни ввысь, ни вширь не тянешься. — хохотнул он, закидывая меч на плечо, отчего мышцы на его руке напряглись, как канаты. — Всё компенсируешь свой рост длинными палками? Это и есть тот «успех», о котором ты трепался в прошлый раз?