Мустанг Купертино

Шлёнский Александр

Шли они шли в пешем строю, и тут дурачок Вася Козлобубенчиков как заорёт:

– А чё мы пешком-то в Мюзгву прёмся? Пошли, ребятушки, через Катькин Бург прямо в Нижний Бахил! Там же Уралвагонзавод недалеко. Сядем на ихний бронепоезд и поедем в Мюзгву как белые люди.

Так они и сделали. На Уралвагонзаводе почти все работники мигом отказались от брони и с энтузиазмом записались в

ополчение. Тут же выдали им ржавые мосинские винтовки и обойму с патронами образца первой мировой войны. Сапоги кирзовые выдали и портянки к ним. А вот пилоток на всех не хватило, поэтому большей части ополченцев достались будёновки, танкистские ватные шлемы, турецкие строительные каски и милицейские фуражки с кокардами. Но никто не обиделся, потому что в Бескрайней и Посконной обижаться не только бесполезно, а себе дороже.

Генерал Суворикин построил ополчение повзводно и скомандовал:

– Па-а-а вагонам!

Ополченцы забрались в вагоны, уставили хари в мутные окошки и смачно прильнули к бутылочным горлышкам как подсосные щенки к суке. Лязнула железнодорожная стрелка, и красная рука семафора указала на небеса. Рёв паровозного гудка разорвал воздух, взвился над железнодорожными постройками и затих в небесах. Вероятно, так ревела бы слониха, насилуемая горбатым китом.

– Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!
– громко возвестил Мустанг Купертино.
– Лёд тронулся!

Допотопный локомотив громко бзднул пресным паром и с натугой провернул тяжёлые красные колёса. Короткий состав на мгновение пронзило скрежетом вагонных сцепок, и не имеющий аналогов бронепоезд "Смерть НАТО" со скрипом потащился в Мюзгву, лениво перестукивая чугунными колёсами по неровным стыкам. Заржавленные рельсы и неровные шпалы были густо покрыты человеческими испражнениями и гниющим мусором. По этой причине в Бескрайней и Посконной сраное говнище вокруг железнодорожных путей заметно гуще и ароматнее чем в прочих местах.

Мустанг Купертино глянул в иллюминатор на ностальгические ёлки и осины, и вдохновенно продекламировал стихи посконного поэта Аверьяна Щедрого:

Всё хорошо под сиянием лунным

Ну и в течение дня

Быстро лечу я по рельсам чугунным

Хрен остановишь меня!

Всё же крайне любопытная эта империя - Бескрайняя и Посконная. С одной стороны, власть в ней самодержавная, единоличная и предельно централизованная. А с другой стороны, сменить эту власть может любой надувной пингвин. И всего-то требуется такого пингвина вовремя найти и качественно надуть.

Весь путь до Мюзгвы ополченцы проспали, пуская ртом слюнявые пузыри и крепко обняв заскорузлыми руками порожнюю стеклотару. Колёса громко простучали по входной стрелке, паровоз ревнул два раза, замедляя ход, и выпустил пар. Дремлющий часовой в тамбуре выронил за окно недопитую бутылку, и она со стеклянным

дребезгом разбилась о пути. Прямо по курсу ржавые рельсы упирались в полосатый бетонный отбойник. В окнах по левой стороне катился сплошной ряд приземистых железнодорожных складов, а по правой стороне медленно подплывало двухэтажное здание Савёловского вокзала, покрашенное в цвет детской неожиданности.

В диспетчерской пожилая объявляльшица поездов, мелко крестясь, всунула свою селёдочную мордочку в ребристый квадратный микрофон времён диктора-левитана (А-а-ат саветцкава-а-а инфо-о-ормбюро-о-о-о!) и дрожащим голосом возвестила:

– Бронепоезд номер один Нижний Бахил - Мюзгва прибывает на третий путь. Нумерация вагонов с головы поезда.
– и от себя добавила - Спаси и оборони нас царица небесная!

Ополченцы шли к центру Мюзгвы взводными колоннами. За плечами разномастно экипированного воинства болтались на брезентовых ремнях винтовки-мосинки, тоскливо уставив в небо тощие штыки.

Вымерший вокзал, обезлюдевший город.

Над вылизанной площадью нависал конный монумент основателю Мюзгвы Юрию Косорукому, известный в народе как Чугунный Всадник. Ленивые городские голуби вперевалку путались под ногами и заполошно взлётывали в самый последний момент. Ополченцы неровными колоннами шли по столице, часто выходя из строя и подворовывая что плохо лежало.

За замызганной дверью крайнего подъезда пятиэтажки, в изрисованном хуями тамбуре приотставший ополченец с тяжким сопением насиловал тринадцатилетнюю соплюшку. Девица - колченогий подросток - не голосила и не сопротивлялась, но по завершении процесса решительно вцепилась когтястыми пальцами в гимнастёрку и грозно потребовала денег. Ополченец сунул ей в жёсткую ладонь стодолларовую бумажку. Девица натянула на жопу трусики, понюхала деньги, открыла дверь подъезда, изучила купюру на просвет и хрипло проворковала:

– Мужик! Приходи ещё! Я тебе Таньку приведу. Сеструха моя. Ей всего девять лет, но сосёт она пиздато. Тебе понравится!

Крестная площадь, более известная в столице как Долбофа, была пуста. Войска, менты и Жлобгвардия, в обязанность которых входило защищать столицу согласно присяге, разбежались неведомо куда. Громадный восьмиконечный крест, возвышавшийся на гранитном постаменте посередине Долбофы, также был пуст. Теологи и теософы будущих времён ещё успеют всласть порассуждать о том, каким образом распятый бог сумел слезть с креста, чтобы удрать вместе со всеми. Никем не охраняемые ворота Хренбля были открыты настежь - часовые бросили пост и тоже сбежали из города куда подальше.

Ополченцы пошарили по хренблёвскому двору и через некоторые время разыскали бронированный люк правительственного бункера с барельефом в виде двуглавой курицы на фоне земного шара и надписью "Мосводоканал". К приклёпанной к люку чугунной рукоятке привязали связку кассетных снарядов, выменянных у каклов на водку, и спрятавшись за угол, осторожно дёрнули привязанный к взрывателю бикфордов шнур.

<