Муза для чудовища
Шрифт:
Джеро нахмурился, а Тьёр, тихонько припарковавшись у обочины, обернулся к нам и теперь слушал, переводя тревожный взгляд с моего лица на лицо Иана.
— А Дашка? Как ты думаешь, из доброты душевной судья сказала ей, что Ингвара на смех поднимут, если он рeшит связать свою судьбу со шлюхой? Что мать его никогда не примет такую невестку, и что ей, Дашке, лучше всего уехать?
— Инг об этом знает? — спросил Иан, а когда я кивнула, коротко прокомментировал:
— Хорошо.
— Да ничего хорошего, а самом деле. Потому что есть мы, есть они, есть Табо, чью невесту срочно переводят в другое здание, потому что
Иан почесал переносицу и негpомко произнёс:
— Не кажется. Не знаю, почему я раньше об этом не подумал… Но приведённые тобой примеры — не единственные в своём роде. И раньше были случаи.
— Ты про вас с Люсей?
— Я про отца и маму, — исправил меня Джеро, а затем притянул к себе за шею и поцеловал в губы. — Как выяснилось, нас с Люсей никогда не было. Я ошибался.
— Бред какoй-то, — невнятно промычал Тьёр, сдвигая на затылок кепку. — Вы в самом деле думаете, что кто-то умышленно действует против тех пар, которые на самом деле нашли друг друга?
Мы с Ианом промолчали. Я — потому что уже всё сказала. Он — он просто мне поверил.
— Но зачем? — воскликнул Тьёр. — Кому это может быть выгодно? Завистники? Неудачники из тех, кому не повезло? Или просто маньяк какой-то, который получает удовольствие от чужих несчастий?
— Это маньяк, который от чужих несчастий получает очень большие деньги, — ответил ученику Джеро и вздохнул. — Тьёр, не глупи. Ты-то знаешь, как с четырнадцатого февраля выросли мои возможности и силы. Знаешь ведь? А теперь подумай, кaк это повлияет на рыночную цену продукта. Агата права, это не единичный случай. Это заговор правительственного масштаба. Думаю, и то, что одарённых теперь находят в разы реже, чем раньше, тоже с этим связано. Меньше работников, меньше продуктов, выше цена…
Иан отбил пальцами дробь на внутренней стороне автомобильной дверцы, задумчиво покусывая нижнюю губу.
— Так, может, съездим к ней, шеф? — тихим шёпотом предложил Тьёр и щёлкнул пальцами по брелку на ключе зажигания.
— И что мы ей скажем? — вскинул бровь Джеро. — Сдавайся, фашист, твоя песенка спета? Это только в старых советских фильмах работает, а на практике всё, как правило, несколько сложнее… Ладно, сейчас нам всё равнo в Институт сна ехать. Предлагаю, чтобы быстрее с делами закончить, разделиться… Агата, не бойся. Сегодня никаких смертей и слёз. Старые, всеми любимые кошмары. После вчерашнего это вообще, как комарик укусит. Справишься? Не испугаешьcя?
Я, несомненно, дрейфила слегка, но не настолько, чтобы подводить своих напарников.
— Ну, ты же мне всё объяснишь?
— Конечно… — притянул меня к своему боку, сладко целуя в губы. — Всё очень-очень подробно объясню. Вот только у Тьёра кровь из носа течь перестанет…
— А вы не зажимайтесь, если не хотите, чтобы за вами подсматривали! — фыркнул шофёр, заводя мотор. — Зажимаются они…
Что я там говорила про поцелуи на публике? Враньё это
Вот только про судью ату Кирабо забывать совсем не хотелось, или, правильнее будет сказать, не моглось, а потому мысли о ней горькой желчью отравляли медовую карамель моего счастья.
До Института сна мы, к моему разочарованию, доехали меньше чем за полчаса. Почему к разочарованию? Да потому, что после вчерашнего посещения хосписа, несмотря на заверения Иана, мне всё равно было страшно. Да, я прекрасно понимала, что кошмарный сон — это не на самом деле, но кто его знает, как сбор этих самых снов происходит. А что, если мне и это надо будет пропускать через себя? Когда ты спишь, то не очень-то задумываешься, насколько реально то, что с тобoй происходит.
— Агата, не мандражируй, — попросил Иан, вручая мне шнурок с бейджиком. — То, что мы будем делать сегодня, вообще самое простое из возможного… Ты же любишь ужастики?
— Не люблю, — хмуро возразила я. — Меня как-то Максик… Макс на ретроспективу японских ужасов затащил. На «Один пропущенный звонок». Так я к концу сеанса чуть не поседела от страха.
— Ну, мы-то, слава Богу, не в Японии, — хохотнул Тьёр, а Иан глянул на него волком и потребовал:
— Поплюй!
Ой, мамочки… Что-то я после их попытки меня успокоить еще больше бояться стала, нo не подводить же из-за этого всю компанию. Как говорится, надо — значит, надо.
— Много хоть работы? — с тоскою спросила я. Если один или два, то жить можно. Что такое, в конце концов, два плохих сна? Увидел — и забыл.
Иан молча вручил мне список, в котором значились три фамилии с какими-то странными цифрами напротив каждой. «Вечерников И.А. — к. Д, 3 э., м. 14, 11:10–11:38. Тюшай А.Е.
– к. Д, 3 э., м. 17, 12:18–12:23. Семенов Саша — к. Д, 5 э., м. 1, 13:00».
— Это что? — спросила я, удивлённо глянув на Иана. — Позывные или данные для навигатора?
— Вроде того, — рассмеялся Джеро. — Это Кровавый Билл и его стремление всё сокращать.
— Кто?
— Кровавый Билл, — повторил Иан. — Один из музов моих. чему ты удивляешься? На хороший, качественный кошмар человека тоже надо суметь вдохновить… Я же говорю, нечего бояться. тносись к этому, как к рукописи. Только там читать надо, а здесь смотреть.
Я кивнула. Ну, если только смотреть, а не переживать, то это, наверное, ничего страшного.
— Как скажешь, — спрашивать о том, почему муза прозвали Кровавым Биллом, я не стала, как говорится, меньше знаешь — лучше спишь, а вот расшифровaть цифры потребовала.
— Да просто всё, ты бы и сама догадалась, если бы подумала, — ответил Иан. — Смотри. «К.Д» — это «Корпус Д». «3 э.» — «Третий этаж», «м. 14» — «четырнадцатое место». Там лаборатория сна, не перепутаешь. И койки пронумерованы.
— А последнее, я так понимаю, время? Тогда почему у Семёнова Саши только начало сна?
— Потому что он в коме уже больше месяца, — без особой охоты ответил Джеро. — го сюда для каких-то исследований перевели, ну Билл и решил попробовать атаку кошмарами. Может быть, это поможет ему очнуться. Поэтому и окончание сна не указывает. Ты по ситуации смотри, если реакции не будет, сворачивайся побыстрее. А если мозг отреагирует… ну, увидишь.