Муж беспорочный
Шрифт:
Слуги враз загомонили, кто во что горазд.
Это только со стороны выглядит смешно. А на самом деле люди — люди обычные, не герои и не воины, самые что ни на есть пешки, оказавшиеся заложниками чужих политических игр… Эти люди, кто как мог, старались спасти собственную жизнь и жизнь своих близких.
Иные кричали о своей невиновности; другие вспоминали все грехи хозяев, былые и небылые; некоторые, самые отважные или, быть может, самые преданные, пытались отстаивать и невиновность братьев Бирючей. Некрас, слегка обалдевший от всех этих воплей, честно сделал вид, что слушает, затем безошибочно вытянул
— Сдается, ты один можешь всех оправдать. Будешь говорить?
Конюх угрюмо кивнул. Заговорщик случайный и вероятнее всего невольный, он едва ли всерьез поверил в княжескую угрозу, но брать грех на душу все же не решился.
Ярко сознался во всем. И в изменнических сношениях с Глебом, и в похищении Даны, и даже в том, что докладывал Сычихе о поведении Миланы за то время, пока она жила в Волчьем Логове. Ничего худого не сказал, подчеркнул он особо, потому что ничего худого не было.
— Подзаработать решил! — с презрением бросил Некрас. Да, похоже Сычиха решила окончательно избавиться от блудной невестки.
— Отпустим людишек, что ли? — спросил Некрас. Ростислав кивнул. В этот момент подошедший дружинник доложил, что Яросвет пришел в себя и хочет говорить с князем.
Не нужно было быть знахарем, чтобы понять, что Яросвету немного осталось.
— Зачем… — прошептал он. Воздух с шумом вырывался из пробитого легкого.
Ростислав пробормотал какую-то ерунду, вроде «тебе нельзя сейчас говорить».
— Нет на мне… вины перед тобой… княже, — с трудом выговорил умирающий. — И на брате… нет.
Ростислав не знал, что сказать. Открыть правду, или не отравлять последних минут… но тогда Яросвет умрет, проклиная его, Ростислава.
— Любомир виновен, — решился он наконец. — Это доказано, Яросвет. Конюх Ярко во всем сознался. Как ни горько, но Любомир оказался предателем.
— Собака… — хрипло выдохнул Яросвет. И, кажется, снова потерял сознание.
Ростислав опустил глаза. Шурин, почти брат. Ни в чем, в сущности, не виновный. И вот умирает. Из-за него, Ростислава…
— Княже… — слабо позвал Яросвет.
— Да?
— Прости… за меня прости и за брата.
— Не за что тебе просить прощения. Ты прости меня… брат.
— Не вини себя… брат.
С неожиданной силой раненый вдруг притянул Ростислава к себе, ткнувшись губами в щеку. И Ростислав вернул братский поцелуй. Знак взаимного прощения. Яросвет коротко вздохнул… Все было кончено.
Ростислав невольно облизнул губы; и почувствовал отвратительный соленый вкус крови.
— Княже! — Забава, конечно, была тут как тут. Какая ж драка без нее. — Ты тут не при чем, это Любомир во всем виноват!
Ростислав обернулся.
— Вину можно свалить на другого. Грех не свалишь.
Глава 21
Не умножай сущностей без необходимости.
С того дня, когда Дана узнала о гибели Ростислава, она жила в какой-то апатии. У нее оставалась одна мысль, одно желание: выносить дитя. Она позволила себя увезти. Она ела, потому что ребенку
98
Оккам Уильям (ок. 1285–1349) — английский философ. Бритва Оккама — принцип, согласно которому более простым теориям следует отдавать предпочтение перед более сложными, если и те и другие согласуются с данными эмпирических наблюдений.
Для себя Дана не хотела уже ничего. Ни на что не надеялась. И потому, услышав голос Ростислава, в первый миг приняла его за морок.
Ростислав с дружинниками подъехали к лесной сторожке уже затемно. Некрас выпихнул вперед связанного конюха; связанного, впрочем, довольно свободно, чтобы двигаться мог, а вот сбежать было бы трудно. Ярко постучал в ставень, подавая условный знак. Вскоре откликнулся ворчливый женский голос:
— Кто еще там?
— Открывай, Зарина, это я, Ярко.
В доме послышалось какое-то шевеление, дверь скрипнула, неохотно начала отворяться… Тут же распахнулась, чуть не сорванная с петель, и внутрь ввалилась толпа вооруженных мужчин. Темные сени вмиг осветились факелами… И Ростислав с удивлением узнал хорошо ему знакомую ведьму Путиху. Ну да до нее ли сейчас было.
— Дана!
Голос этот, в иные дни, перекрывал шум битвы, а уж в ветхой сторожке, казалось, срывал крышу.
— Дана! Данюша!
И только услышав грохот опрокинутой скамьи, Дана поняла, что все взаправду. Охнув, выскочила из своей маленькой клети.
— Ростиславе!
В обморок не упала, а ноги-то предательски подкосились. Женщина, не надеявшаяся вновь увидеть своего мужчину. Мужчина, несмотря ни на что, искавший свою женщину. И сейчас эти двое не могли наглядеться друг на друга, не могли разомкнуть объятий, не замечая никого вокруг. Впрочем, невольные зрители, деликатно притихнув, бочком-бочком один за другим начали выскальзывать за дверь…
— Далеко ли, голубушка? — Некрас словил за рукав собравшуюся было улизнуть под шумок ведьму. — А с тобой у нас, Зарина-Путиха, разговор будет особый. Суро-о-вый разговор. Так что быстренько выкладывай все, что знаешь, пока князь про тебя не вспомнил. Я-то на радостях добрый, а вот он — совсем наоборот.
— А чего Зарина! А чего Путиха! — отчаянно заверещала пойманная ведьма, вырываться все же благоразумно не пытаясь. — Я ж ничего худого! Я вообще ни при чем, я только княгинин приказ…
— Стоять! Медленно и подробно. Какой приказ какой княгини?
— Как это какой княгини? Нашей светлой княгинюшки.
— Княже! — негромко позвал Некрас. — Я понимаю, что ты занят более приятным делом, но все-таки отвлекись и послушай, что болтает ведьма.
А ведьма болтала много и с готовностью, памятуя, что повинную голову меч не сечет. Выходило, что княгиня Любава поручила ей втереться в доверие к Дане и, когда будет нужно, уговорить уехать, куда скажут; при этом не только не причинять той никакого вреда, но и всемерно заботиться, опекать и, когда подойдет срок, принять дитя и ходить за ним.