Муж беспорочный
Шрифт:
Трагедии случаются во всякое время. Но почему-то известия о них чаще всего приходят ночью.
Этой ночью шатающийся от усталости гонец на взмыленном коне наметом проскакал по спящему подолу. Копыта дробно простучали по деревянному настилу, но жители еще не подозревали о беде; только какая-то старуха, мучимая бессонницей, мельком кинула взгляд в затянутое пузырем окошко, проворчав: «Носятся тут, дня им нет». Вскоре гонец уже изо всех сил колотил в ворота. Последовал короткий обмен фразами — и раздался протяжный скрип петель, особенно громкий в ночной тишине. Загрохотали по мостовой тяжелые сапоги.
— Что за…
— Княже, Глеб перешел границу и осадил Белокрепость.
Глава 22
Погибель хищнику, друзья!
Пускай падет он мертвой!
Далеко разносился над утренним Белозерском голос звонкого медного била, и граждане, едва заслышав этот зов, спешили на вечевую площадь, на ходу спрашивая друг друга:
— В чем дело?
— Что стряслось?
— Отчего переполох?
— Никто ничего не ведает.
— Ладно, сейчас узнаем.
— Война, братцы!
— Какая еще война, чего каркаешь?
— Точно, и я слышал: Глеб Ростовский осадил Белокрепость.
— Что, опять? Все ему неймется!
— Помилуй нас Сварог! У меня в Белокрепости брат с семьей. Что будет-то…
— А что будет, били раз, два били, в третий побьем. В четвертый, глядишь, не сунется.
— Так-то оно так, да несподручно сейчас ратиться: и урожай не весь собрали, и на дорогах распутица.
— Вот и пусть Глеб в нашей грязи тонет!
— Точно, не бывать Глебу на Белом озере! Князь наш не допустит, и мы, не мужи, что ли? Постоим за родную землю!
— Постоять-то постоим, да как бы лечь не пришлось. Сколько с весской рати-то не вернулось, откуда у нас силы Глебу противустать? А то, может, лучше поклониться, чай, голова не отвалится.
— Ж… а отвалится, нечем на ларе с добром сидеть будет!
— Верно говоришь! Или позабыли, как в прошлую войну ростовцы наши веси жгли, или никого из родных, скажешь, не потеряли? Нельзя с хищником договориться!
— Отчего ж нельзя, можно. Если сперва ему зубы выбить, когти вырвать и хвост оторвать.
— Хвост-то зачем?
— На всякий случай. Чтобы обманно не вилял.
— Разобьем Глеба! В колодках в Белозерск притащим!
— Встанем крепко за землю Белозерскую! Стяжаем князю чести, а себе славы и в веках останемся бессмертны!
— Ты, молодой, погоди, не полыхай, не полыхай. Оно, конечно, встанем всем миром, потому как под Ростовом нам жизни не станет. Только здесь ду-у-мать надо, соображать то есть. Сперва князя послушай. Мы ж его для того и поставили.
На площади собрался уже весь город. Князь вышел к миру почти сразу — сегодня каждый час был на счету. При всех знаках княжеского достоинства: в алом корзне [99] и княжей шапке, отделанной золотой вышивкой, самоцветами и собольи
— Братие и дружина! Народ белозерский! Беда пришла в наш дом. Глеб Ростовский со своими полчищами вторгся в Белозерскую землю. Ростовский хищник напал вероломно, подобно татю, пользуясь трудным для нас часом. Народ Белозерский! Напомнить ли вам, как одиннадцать лет назад отстояли мы право жить по собственной воле, а не по Глебовой прихоти? Напомнить ли, как четыре года назад снова вышвырнули мы хищника с нашей земли? Мужи Белозерские! Нам будет трудно. Не ради чести, не ради славы; не ради добычи и полона; тот, кто пойдет сегодня за мной, пойдет в бой ради жизни наших детей.
99
Корзно — одна из княжеских регалий, плащ, обычно алого цвета.
Дальше было все, как обычно. Выступил седой воевода Ратибор; выступили все, кому было, что сказать.
Ростислав молча смотрел вниз. С его места видно было только море голов: меховые шапки справных горожан, простые — бедняков; кое-где — простоволосые головы; изредка мелькали женские платки. Он знал, что решат эти люди. Знал, что не может быть иначе. И знал, что должно делать ему, кому доверились эти люди.
Вече на несколько мгновений стихло и взорвалось дружным криком:
— Веди нас, княже!
Мир решил.
Примерно часом позже князь Ростислав совещался в гриднице со своими воеводами.
— Белокрепость продержится долго, — доказывал кто-то. — И месяц, и два, и всю зиму.
— Что нам месяц и два! Если Глеб не возьмет ее изгоном, в день-два, он оставит под стенами часть войск и пойдет вперед.
— Я выступлю к Белокрепости, — Ростислав обвел присутствующих взглядом, словно бы заранее отметая все возражения. Некрас вдруг сообразил, что князь спал сегодня едва ли три часа.
— Когда, княже?
— Завтра на рассвете. Надо бы сегодня, да не успеем. Выступаю с дружиной и всеми, кого соберу. Ратибор Нежданович, ты собираешь полки. Всех, кого можешь. Сроку тебе — две седьмицы. Затем выступаешь на соединение со мной. Ярополк Твердиславич, тебе вверяю стольный град. Больше пятидесяти кметей оставить тебе не могу.
— Достаточно, княже. Мужи не справятся, так жены помогут. Смолу лить и бабы сумеют.
— Добро, если так. Если Глеб осадит град, с таким отрядом Белозерску не устоять. Будем же надеяться, что Сварог и Перун видят правого и до того не допустят. Для того и иду сейчас Глебу навстречу, чтобы не дать ему дойти до Белозерска. Дальше. Томило.
— Княже?
— Скачешь сей же час в Новгород, ко князю Остромиру за подмогой, кою обязан он предоставить по нашему докончанию.
— Исполню, княже.
— Некрас. Ты найдешь мне четырех мужей, отличающихся ловкостью и мужеством. Дело им предстоит опасное, и очень может быть, что не сносить им головы. Один под видом перебежчика должен сообщить Глебу, что князь Ростислав с малым полком идет навстречу ему Большой Ростовской дорогой.
— Ты ж там и пойдешь, княже?
— Да. Еще двое назовут Старый Шлях и путь через Медвежье. Путь поломает голову. Насколько я его знаю, он разобьет свои силы натрое.