Муж для серой птички

Баскакова Нина

— А может души умерших попадают в другой мир и начинают жизнь вновь?

— Думаешь, что они живут в том мире и не помнят нас? — спросила Мируша.

— Если все помнить, то не будет покоя. Как может мать оставить детей и спокойно наблюдать за их трудностями? Или как любимые смогут жить в разлуке? Тогда нашим близким было бы слишком трудно в том месте, куда они попадают. Поэтому думаю, что они не помнят нас. Но мы помним их.

— Иногда кажется, что лучше бы не было этой памяти. Так было бы спокойнее

жить.

— А еще хорошо бы включать

и выключать чувства. Вот обидел кто, так берешь и выключаешь эту обиду. Или причинил кто-то боль, а ты об этом забываешь.

— Тогда смогли бы мы остаться теми, кем мы стали сейчас? Сейчас бы здесь разговаривали другие люди, — ответила Мируша. — Спасибо за шапку. Она красивая.

— Рад, что она тебе понравилась.

— Только больше так не делай.

— Что именно? — спросил Силий.

— Не надо больше помогать. Я не хочу быть тебе обязанной.

— Кому угодно, кроме меня? Я так понял?

— Силий, не обижайся. Но твоя помощь — она другая. И она меня пугает.

— Ты хорошо чувствуешь людей, Поточка. Даже лучше, чем они себя.

— Нет. Я плохо разбираюсь в людях. Просто тебя боюсь.

— Знаю. Ты об этом уже говорила вчера, — ответил Силий. — Иди в комнату, а то тут холодно. Заболеешь. У тебя вон, рукавичек нет.

— Мне и здесь хорошо, — чихнув, ответила Мируша.

— Пойдем тогда в караулку, погреешься. Или все-таки к себе пойдешь?

— Здесь останусь. Не надо мне указывать, что я должна делать!

— Ты недавно сильно болела. Глупо мерзнуть из-за упрямства. Согласись? — он

снял свои рукавицы и натянул ей на руки. — Какая ты бесприданница. Ничего у тебя нет за душой.

— А у меня душа красивая. Вот и не надо за ней ничего хоронить, — усмехнулась Мируша. — А с твоей стороны глупо руки морозить.

— Пойдем по стене пройдемся. Стоять на одном месте на таком морозе холодно. — Тепло.

— Ты так говоришь, чтоб со мной поспорить? Показать, какая ты вредная? — спросил Силий.

— Не знаю. Никогда об этом не задумывалась. Я всегда говорю, что думаю. Людям это не нравится.

— Это лишь отговорка, Птичка. Только отговорка…

— Здесь интересно, — сказала она.

— На стене? Или в крепости?

— На стене. Стоишь высоко над землей. Далеко все видишь.

— Только холодно в мороз. И неприятно в дождь.

— Зато здесь можно поймать ветер. Так и кажется, что его можно схватить и…

— А что ты будешь делать с ветром?

— Не знаю. Но всегда хотелось познакомиться с ним. Полетать вместе с ним.

— Это страшно, — сказал Силий.

— Я два раза падала. Один раз с третьего этажа, а второй раз со стены второго этажа, но высоты все равно не боюсь, — ее слова показались бравадой. Таким наивным хвастоством. Силий невольно улыбнулся.

— Я когда-то летал. Ловил ветер и летал. Это было страшно. Земля далеко, вокруг облака, а ветер играет тобой, как листком. Может кому-то такое и нравится, но я предпочитаю сам своей судьбой распоряжаться.

— Зависеть от чьей-то прихоти — это сложно. Всегда казалось, что это неправильно.

— А

что правильно? — спросил он.

— Правильно?

— Например, спорить по мелочам?

— Нет. Я не так уж и люблю спорить. Не знаю, Силий. В последние дни мне то хочется спрятаться ото всех, то хочу спорить и доказывать всем чего-то. Понять бы еще чего.

Порыв ветра кинул пригоршню снега и заставил резко отвернуться. Она неожиданно уткнулась носом в Силия, который стоял слишком близко. Он приобнял ее за плечи. Ветер вокруг поднимал пургу вокруг них, но они похоже не замечали этого. Мируша стояла закрыв глаза, в окружение снега и света от фонаря. Щеки и нос раскраснелись на морозе. Она напомнила картинку в детской книжке, где была нарисована снегурочка, когда она жила у бабушки с дедушкой и не собиралась прыгать через костер.

— А ты никому не доказывай. Будь самой собой. Со всеми этими доказательствами, что ты кто-то и чего-то можешь, только сгоришь. Пойдем чай пить в сторожку. Поморозили щеки и будет.

— Не думаю, что это нужно.

— Предпочитаешь щеки морозить мне назло? Слушай, но вот что случится, если мы с тобой чай попьем? Просто погреемся и продолжим разговор, но уже в тепле. Или тебе так нравится холод? Хорошо, тебе ведь скучно одной сидеть в комнате. Ты не привыкла к одиночеству.

— Потому что комнаты давно не было. Я ведь столько лет жила, как чернушка и тень Луизы. Знаешь сколько всегда дел было! А еще и поболтать с кем-нибудь хочется. И получалось, что времени не оставалось. Сейчас же его много. Вроде с шитьем закончила. До такой степени дошилась, что аж пальцы поколола. Так бы можно было с Луизой поболтать, а она словно от меня прячется. Такое ощущение, что все отвернулись.

— Так напомни о себе.

— Не хочу, — ответила Мируша. Ветер пролетел мимо и стих, словно его и не было. — Как думаешь, может так случиться, что у человека не будет места? Вот он живет, живет и вдруг раз, а ему в этой жизни больше нет места. Человек становится лишним. Он вроде и живет, но его жизнь словно никому не нужна.

— Эгоистичные мысли у этого человека. Если у друзей появились дела и они не стали крутиться вокруг человека, то это не значит, что человек никому не нужен.

Тем более что этому человеку предлагают составить компанию, а он нос воротит.

— А может мне не нравится компания?

— Давно бы тогда ушла, а не болтала здесь со мной, — ответил Силий. — Вот сейчас опять заболеешь и придется тебя лечить. Бульон носить.

— Зачем тебе все это?

— Догадайся. — Он взял ее под руку. — Пойдем пока не заболела.

— Как будто я могу от ветерка заболеть, — хмыкнула Мируша, но спорить не стала.

— Да ты неприятности словно специально собираешь.

— Нет, это они без меня жить не могут, — рассмеялась Мируша.

В сторожке было немного места. Она сама была метра два на полтора. Стол, два табурета и печка, на которой стоял чайник. Из окон просматривалась стена. Из щелей дул ветер, но здесь было теплее, чем на улице.