Муж есть муж
Шрифт:
– Не говорить по-французски? Speak English? Sprehen Sie Deutsch? Ах! Ах! ты мне нравишься!
К счастью в оранжевой вспышке я увидела Вертера и бросилась на него.
Мы укрылись в несколько более тихом углу, в баре, где немой длинноволосый и длиннобородый тип подавал безалкогольные напитки.
Я выпила Колы из горлышка. Мы не слишком могли говорить, но все-таки надо было поставить Вертера в известность, сказать ему до-свидания, рассказать ему историю об Опере…
– Я пришла, чтобы сказать тебе, что…
Я
– У тебя новости о муже?
Вот так-то! Ну и Вертер! Он угадал!
– Но откуда ты знаешь?
– У тебя счастливый вид, - сказал он.
Глава 9
Я еду прямо вперед.
Я знаю, куда я еду.
Я возвращаюсь!
Машина пахнет свежей рыбой…
Я не смогла удержаться, я сделала покупки! Видели бы вы мою рыбу! Чудо! Десять минут готовки, белое масло, мякоть лимона. “Они пальчики оближут!” - сказала продавщица.
Тем более что они меня не ждут! Они ничего не знают! Еще сегодня утром были неполадки на линиях! Это будет большой сюрприз!
Я запихала в чемодан мое платье трехдневной давности, платье тех времен, когда я была старухой, вперемешку со всеми маленькими чудесами от Морисет. Когда я заводила мотор, Морисет как раз открывала.
Прощай, Морисет, спасибо за все!
Прощай, мадам Пакэн, такая счастливая сегодня утром в своей сливовой блузке и персиковых брюках.
– Доктор Фавар всегда предсказывал мне, что моя сестра выздоровеет быстрее, чем мы думаем, - говорит она, и щеки ее цветут.
Одной рукой она прижимала к себе Селесту, другой рукой держала письмо, обьявляющее им, что больная возвращается домой. Больше не больная. Выздоровевшая.
– Моя мама выздоровела!
– говорит Селеста.
Мама Селесты выздоровела! Выздоровела! Я выздоровела, ты выздоровела, она выздоровела, мы выздоровели!
Как это прекрасно.
– Папа Селесты купил ей билет на самолет, - говорит Кристин,- гладя маленькую хорошо причесанную голову.
– Совсем одна на самолете, как большая! Вы понимаете?
– Я первый раз лечу на самолете, - добавляет Селеста, - мне везет!
– И это еще не все, - говорю я, доставая из своей сумки знаменитую золотую цепочку.
– Держи…
Ее взгляд загорается, но она опускает глаза. Она хорошо воспитана. Она колеблется. Она прижимается к тете, а та говорит:
– Не следует…
Я успокаиваю их, цепочка не золотая.
– А потом, Селеста, ты же не будешь огорчать свою лучшую подругу?
Тогда она надела цепочку себе на шею и улыбнулась, настоящая женщина, настоящая красавица.
Прощай Селеста!
Прощай Люсьен!
А Люсьена я натурально сделала, когда садилась в машину. Он уложил багаж, рыбу и ящики с персиками в Заячью губу. Он увидел,
– Я прошу вас! Вы меня обижаете!
Я выдержала паузу, а потом сделала изумленные глаза:
– Вы не хотите, чтобы я дала вам адрес? Но как вы тогда сможете приехать к нам перед греческими островами?
Я думала, он разрыдается.
А ведь он черствый, Люсьен. Потешный.
Ты видишь, Жан, это все я везу тебе вместе с рыбой, Мерри Луком, розмарином из Бразинвера. Все, что заставляло биться мое сердце вдали от тебя. Для тебя. Как святое причастие для тех, кто не свят, но все равно приглашен к столу.
Впрочем, я их немало наприглашала.
Честно говоря, я пригласила их всех.
Что вы хотите, себя не переделаешь!
Тот африканец вчера вечером тоже был симпатичный, он заставил меня танцевать невероятные вещи, я потеряла туфли. Он звал меня “Кнопочка” и обязательно хотел знать, что я рассчитываю делать дальше, когда вырасту. Я заставила его повторить. Было слишком прекрасно слышать:
– А ты, Кнопочка, чем ты хочешь заняться позже, когда вырастешь?
Я засмеялась! Но он был очень серьезен:
– Ты учишься или уже работаешь?
Я сказала:
– Я бабушка!
Но он мне не поверил, и прижал меня к своему эбеновому телу, пообещав:
– Сегодня будет твой праздник, бабушка!
Что привело меня в ужас и заставило преждевременно покинуть дискотеку около 3 часов утра с обувью в руке, не повидав еще раз Вертера.
Но это не страшно. Вертер приедет. У него есть адрес.
Он сказал:
– Я очень весел узнать мужа.
Светлые камыши канала слегка дрожат. Небо чисто. Я проехала пески, где растет вино, я проехала горы морского песка. Я приближаюсь к старому городу короля Людовика Святого. Заячья губа неистовствует, я еду на шестидесяти, это опьяняет!
“Вы, у которых жирные волосы” - мило говорит мне только что совершенно самостоятельно включившееся машинное радио, - “вы, у которых жирные волосы, не отчаивайтесь, мы здесь.”
Нужно нечто большее, чем волосы, чтобы повергнуть в отчаянье бабушку, у которой вчера вечером спросили, чем она хочет заняться, когда вырастет! Я хорошо знаю, что у Пепе Сардинки было очень темно, но все-таки, это бодрит кровь!
Ч стная со ственность
оход запр
Длинная аллея извивается посреди виноградников со дна времен, службы пусты, аркой изгибается вход и там, перед домом, цветет терраса.
Я еду медленно, я хотела бы прийти пешком, как адмирал, с поэмой на устах, с веткой лавра в руке…
Я знаю, что если я посигналю, они все выйдут из дома, подбегут, обнимут меня… но я предпочитаю остановить Заячью губу пораньше и застать пустые декорации.
Никто меня не видел…