Муж мой - враг мой
Шрифт:
Дорога от города до замка казалась бесконечной, а закончилась — в один миг.
Вот прогрохотали по подъемному мосту конские копыта и колеса кареты.
Вот кучер выдал протяжное “Тпру-у-у!”, останавливая движение.
Распахнулась дверца, Алиссандр вышел наружу, помог выбраться мне, сердце дернулось вперед, к батюшке и матушке… И снова замерло.
Строгий протокол встречи двух равных друг другу вельмож не предполагал бурных объятий.
Поклоны и церемонные приветствия.
Матушка
Тэя Оленна приседает, как перед более высокой по статусу.
Я очень стараюсь держать на лице приветливое и любезное выражение, но глаза почему-то щиплет.
Разговоры-разговоры-разговоры. Светские улыбки. Взаимные заверения в неземном счастье от визита…
Можно, я тихонько улизну в свою комнату, и просто подожду там, пока освободится его светлость батюшка?
Нельзя, конечно же: свою роль в спектакле мне надлежит отыгрывать со всем тщанием.
Отец, как радушный хозяин, обещал семейный ужин и экскурсию по Луню. Матушка ненавязчиво нахваливала тэю Оленну. Братец Виторик откровенно рассыпался в комплиментах и пел дифирамбы сестре Алиссандра.
Я гадала, насколько это всё настоящее.
С одной стороны, кажется, всё вполне искренне, и Оленна, хоть смущается, краснеет, но выглядит уверенной и спокойной. И радой брату.
С другой стороны… Вон, Алиссандр тоже меня превозносит с самым честным видом.
Я тайком посмотрела по сторонам, выискивая Рискин. Нигде нет. Надо будет потом улизнуть, и найти её.
— У меня не было никаких оснований предполагать, что тэйр Мельгор будет против покупки этого гарнитура! — энергично жаловалась на мужа одна из матушкиных подруг, приглашенных к визиту.
— Тэя Мельгор, это был третий! Третий комплект украшений, и это только в этом месяце! — тонко улыбнулась в ответ Оленна, поднося к губам чашечку с чаем.
— Ах, милая, это его мужская обязанность — достойно содержать меня!
Пока мужчины ушли осматривать Лунь (“Меряться замками”, как с невинным видом пошутила одна из дам), женщины собрались в матушкиной гостинной.
Чай, сладости и непринужденная беседа.
Я сидела по правую руку от герцогини Аласской, на почетном “гостевом” месте, и чувствовала себя именно так, как сидящей на этом месте полагалось — дорогой гостьей. Только почему-то ощущение это отнюдь не было приятным, а совершенно наоборот.
Дамы вели беседу — живую, непринужденную. Им было о чем поговорить друг с другом. Время от времени всеобщее внимание согласно этикету обращалось на меня, и тогда я отвечала на какой-нибудь отвлеченно-вежливый вопрос, и беседа возвращалась в свое журчащее русло.
Конечно, если бы мне захотелось, я бы смогла принять не менее активное участие в
Но мне не хотелось.
Герцогиня Аласская всегда была строга к дочери, а вместе с ней было строго и ее окружение. Оно как самое верное зеркало отражало чувства тэи Эмелиссы к той или иной персоне, даже если по самой матушке это не всегда можно было понять.
В мой адрес эмоции сейчас были неопределенными. С одной стороны, я все та же юная тэйрим, за благочестивостью которой они привыкли рьяно бдить. С другой — герцогиня и ровня матушке. Это вызывало легкий конфуз и замешательство у почтенных тэй.
Зато отношение к Оленне было совершенно определенным.
Ее любили.
И это почему-то оказалось неожиданно обидным.
Нет, я вовсе не желала сестре Лиса плохой жизни в замке Лунь. И уж совершенно точно была только рада, что она чувствует себя здесь хорошо. И что с Виториком, кажется, они счастливы. И что мама и дамы ее приняли.
Но всякий раз, когда герцогиня Аласская одаривала невестку благосклонным и одобрительным взглядом, у меня внутри что-то болезненно сжималось.
Оказывается, она это умеет. Смотреть так.
А я как была белой вороной здесь, так и осталась.
Зеленой. Зеленой вороной.
Я машинально поправила кулон с крупной жемчужиной в обрамлении изумрудов — подарок Алиссандра в честь помолвки. Виторик, помнится, тоже подарил Оленне что-то столь же дорогое и символично-семейных цветов.
Теперь, получив некоторый опыт взаимодействия с недовольным женским коллективом, я понимала: страшно представить, что они мне устроят, когда я вернусь домой с разводом...
— Я хотела бы отдохнуть, — обратилась я к матушке, вставая и прерывая мирное щебетание.
— Да, конечно, — благосклонно кивнула тэя Эмелисса. — Оленна тебя проводит!
Она протянула ко мне руку.
Равенство положений — равенством, а её светлость герцогиня Аласская по-прежнему остается моей матерью.
Я подавила раздражение (зачем мне провожатые в родном замке?), и послушно наклонилась, позволяя себя приобнять и подставляя щеку под поцелуй.
— Я загляну к тебе, когда ты отдохнешь, дорогая.
Оленна, извинившись перед собеседницами улыбкой, встала из-за стола:
— Прошу вас, ваша светлость!
Мы вышли из матушкиной гостинной, и почти сразу свернули не туда, куда я ожидала, и на мой вопросительный взгляд тэя охотно откликнулась:
— Вас разместили в морских покоях, — приветливо отозвалась она. — Её светлость решила, что вам там будет удобнее всего.
Да, действительно, глупо было предполагать, что супружескую пару из герцога и герцогини устроят в апартаменты для одной персоны, но… Мне хотелось увидеть свои комнаты.