Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Шрифт:
Либерализация жизни общества после смерти Сталина, в том числе положение о разрешении абортов, привела и к переменам в социальной политике советского государства в сфере производства средств контрацепции. Это было связано и с ростом фактов искусственного прерывания беременности во второй половине 1950-х годов. На уровне нормализующих суждений власти вопросы пропаганды противозачаточных средств обсуждались довольно активно. О культуре интимной жизни, правда, в контексте заботы о здоровье, стали писать и в популярной литературе. В вышедшем в 1957 году первом за долгие годы справочном издании «Домоводство», включавшем и статьи о здоровье женщины, в частности о вреде абортов, не было ни слова о предохранении как альтернативе искусственному выкидышу (Домоводство 1957: 14). Невысокой была и бытовая культура контрацепции. Петербуржец 1935 года рождения писал в своей сексуальной автобиографии: «Надо предохраняться, но как? Вот вопрос. В то время из всех противозачаточных средств были только презервативы, никакой литературы на
И все же непросвещенность населения в вопросах регулирования рождаемости требовала решительных мер. В 1959 году в «Краткой энциклопедии домашнего хозяйства», в материале об абортах отмечалось: «Если беременность противопоказана по состоянию здоровья или нежелательна по тем или иным причинам, то, чтобы не прибегать к абортам, следует предупреждать зачатие. Для выбора противозачаточного средства следует обратиться к врачу» (Краткая энциклопедия домашнего хозяйства 1959: 6). В том же 1959 году после специального заседания Института акушерства и гинекологии были выпущены указания по применению средств контрацепции (Садвокасова 1969: 126; Методическое письмо по применению противозачаточных средств 1959). В женских консультациях предусматривалось введение специальных картотек по учету эффективности применяемых противозачаточных средств. Женщинам, пользующимся контрацептивами, настойчиво рекомендовали находиться под наблюдением специалистов (Методическое письмо по применению противозачаточных средств 1959: 11). Безусловно, при наличии лишь государственной медицины эти факты можно расценивать как элемент социального контроля над частной жизнью, однако не заметить положительных изменений в системе регламентации репродуктивности невозможно.
Даже по разрозненным данным, почерпнутым из специальной медицинской и научно-популярной литературы, можно сделать вывод о том, что арсенал средств предохранения в 1950–1960-х годах заметно расширился благодаря, в частности, развитию достижений химической промышленности. Как и в предыдущий период, медики отдавали предпочтение тем средствам, эффективность которых была выше 65 % (Садвокасова 1969: 135; Яковлева 1966: 8, 11, 14, 23). Речь шла о мужских и женских протекторах. Этот вид контрацепции не был изобретением эпохи десталинизации, но научно-технический прогресс коснулся и его. В 1959 году ленинградский гинеколог С.М. Яковлева предложила заменить металлические женские колпачки на пластиковые (Яковлева 1964: 16). Правда, дальнейшее усовершенствование предохранительного средства в контексте развития бытовой химии сегодня кажется странным. Автор одной из уже многочисленных популярных в конце 1950-х – начале 1960-х годов брошюр о вреде аборта советовал обильно мазать женский протектор мыльным кремом или посыпать только что появившимся в продаже мыльным порошком «Нега» (Никончик 1961: 35).
Одновременно фармацевтическая промышленность предлагала населению и менее экзотические, но, как тогда полагали, довольно эффективные средства регулирования рождаемости. Результативность новых контрацептивов (грамицидиновой пасты, алкацептина и др.), по данным медиков, колебалась от 50 до 80 % (Довженко 1967: 28; Садвокасова 1969: 135; Яковлева 1966: 10).
В Советском Союзе велись и разработки гормональных препаратов для предотвращения беременности. В медицинской литературе начала 1960-х годов упоминается «оновлар», аналог первого западного контрацептива ановлара (Яковлева 1964: 4). Правда, внедрение гормональных средств в повседневную жизнь шло медленно. На Западе использование оральных контрацептивов тоже встречало сопротивление как религиозных кругов, так и консервативных медиков. Однако под влиянием общественности в ФРГ, например, за четыре года, с 1964 по 1968 год, количество женщин, получивших доступ к гормональному предохранению, выросло в 700 раз (Херцог 2012: 81). В СССР довольно долго с предубеждением относились к новым методам контрацепции. Советские гинекологи в 1960-х годах придерживались точки зрения о том, что гормональные средства хотя и эффективны, но далеко не безвредны (Яковлева 1966: 15–16).
Советской медицине не удалось преодолеть и традиционного отношения к практикам предохранения как прерогативе сугубо женской жизни. В оценке женской сексуальности по-прежнему отсутствовал даже дозированный элемент гедонизма. Это выражалось не только в настойчивой пропаганде биологического метода контроля над зачатием, но и в нормализующих суждениях медиков, прямо заявлявших о том, что именно женщина должна проявлять инициативу в выборе и использовании контрацептивов (Яковлева 1966: 21; Крестьянка 1961: 31; Никончик 1961: 29). По данным ленинградских гинекологов, в начале 1960-х годов лишь менее половины супружеских пар использовали мужские средства предохранения (Яковлева 1966: 23).
Во многом эта ситуация объяснялась недостатком информации о видах контрацепции. В ходе социологических опросов начала 1960-х годов выяснилось, что многие советские люди стремятся получить легальный доступ к сведениям такого рода. Инженер, 29 лет, из Перми, писал в своей анкете: «Всюду только пишется и говорится, что аборт вреден, губителен для здоровья, нежелателен, а о способах предупреждения аборта всюду стыдливо умалчивается. Не думаю, что медицина была в этом отношении совершенно бессильна. Никаких недомолвок в гигиене брака быть не должно. Нам не нужна такая забота о нравственных устоях, если она оборачивается несчастьем людей» (Грушин 2001: 331).
И все же прогресс в сфере сексуального раскрепощения людей, произошедший благодаря расширению производства и внедрения в быт контрацептивов в годы оттепели, был очевиден. Во всяком случае, по свидетельству А.М. Городницкого, на рубеже 1950–1960-х годов на Игарке эвенки-каюры знали о существовании противозачаточных средств, и не презервативов, а таблеток, так как попались «на удочку» ловкача, который всучил им фталазол вместо вожделенных регуляторов рождаемости.
Значительно медленнее выправлялась свойственная эпохе сталинизма модель родительства, по которой, с одной стороны, государство не возражало против свободных сексуальных связей мужчин, не обременяя их обязательствами по воспитанию детей, с другой, усугубляло разрыв между биологическим и социальным отцовством. Однако и здесь в 1950–1960-х годах наметились определенные сдвиги. В 1956 году после ХХ съезда ряд видных деятелей литературы и искусства обратились к представителям власти с критикой положений Указа 1944 года, запрещающего устанавливать права и обязанности отца при рождении ребенка вне брака (подробнее см.: Курганов 1987: 93).
Но добиться отмены этого положения оказалось трудным. Более того, государство постаралось освободить себя от лишних затрат на содержание внебрачных детей. С 1 января 1959 года была прекращена выплата пособия, установленного для женщин, имеющих детей от мужчин, с которыми они не состояли в зарегистрированном браке, но которые проживали вместе с ними, вели общее хозяйство и вместе воспитывали детей (Бюллетень Исполнительного комитета 1959а: 22). В сентябре 1960 года после принятия специального постановления Пленума Верховного Суда СССР у женщин появилась возможность взыскать «детские» алименты на ребенка, рожденного вне брака. Делалось это в судебном порядке при предоставлении доказательств о хотя бы кратковременном совместном проживании истицы с отцом ребенка (Работница 1961б: 30). Размер алиментов в этом случае устанавливался не в процентном отношении к заработной плате ответчика, а в твердой сумме, которая определялась материальным положением отца и матери и устанавливалась народным судом (Бюллетень Верховного Суда СССР 1961: 7–9).
На излете оттепели была в некоторой степени демократизирована система взыскания алиментов. Известно, что в начале 1950-х годов за их неуплату согласно постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 4 августа 1950 года «О судебной практике по делам о взыскании средств на содержание детей» следовало наказание в виде «исправительно-трудовых работ» (Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1958: 155). В 1963 году эту формулировку Пленум Верховного Суда заменил на «исправительные работы без лишения свободы» (Бюллетень Верховного Суда СССР 1963: 20).
В новом же Кодексе законов о браке и семье, принятом в конце 1960-х годов под воздействием изменений в структуре гендерных отношений в СССР, появилась специальная статья: «Права и обязанности детей, родившихся от лиц, не состоявших в браке, при установлении отцовства». В ней говорилось: «При установлении отцовства в порядке, предусмотренном статьями 47 и 48 настоящего Кодекса, дети имеют те же права и обязанности по отношению к родителям и их родственникам, что и дети, родившиеся от лиц, состоявших в браке между собой» (Кодекс о браке и семье РСФСР 1969). Это положение в определенной мере было направлено на выправление асимметрии в советском родительстве. Оно не только повышало социальный статус незаконнорожденных детей, но и давало мужчине шанс на исполнение обязанностей отца и в случае незарегистрированного брака. Правда, пока все это происходило лишь в правовом поле.