Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Шрифт:
К концу хрущевских реформ и мужчины и женщины в советских городах приобрели в массе своей «разглаженный» вид. Кроме того, синтетика не садилась после стирки и, как уверяли производители, носилась в два раза дольше натуральных тканей. Особенно, конечно, привлекали материалы, изготовленные на Западе. Е.Б. Рейн вспоминал, что от одного из приятелей узнал об американской ткани «дакрон» – и поклялся достать себе из нее костюм. На это ушло три года. На поверку оказалось, что это ужасающая синтетика – аналог советского лавсана (Рейн 1997: 275). Действительно, у полимерных материалов были недостатки, которые видели даже современники, завороженные возможностями химии. Они были тяжелы для шитья в домашних условиях. Частные портные с большим нежеланием шили из новомодных лавсанов и винолов – они плохо утюжились обычными утюгами, требовали особых ниток, старенькие швейные машинки с трудом пробивали ткань с большим количеством полимерного волокна. Синтетика могла успешно применяться лишь в условиях массового пошива на фабриках. Химизация одежды, таким образом, подталкивала к реконструкции системы швейной промышленности. В контексте развития хрущевских реформ с лета 1957 года при только что созданных совнархозах стали
Искусственные ткани, пик моды на которые в СССР совпал с попыткой в кратчайшие сроки построить коммунизм, и в мужском и в женском мире обладали определенными ритуально-знаковыми функциями. Они стали маркерами современности в одежде, способствовали облегчению домашнего труда, явились связующим звеном западной и советской бытовых культур. В то же время благодаря бурному развитию химии некоторые традиционные семиотические характеристики тканей подверглись существенным изменениям. Сложность обработки синтетических материалов в домашних условиях явно умалила значение отреза ткани как подарка или показателя достатка. Деформации подверглась и глубинная связь материи с женской сущностью. В отличие от прядения и ткачества натуральных составляющих, производство искусственных волокон было изначально ориентировано на научно-технический прогресс, в котором практически не выражена половая дифференциация занятий.
В процессе всеобщей «химизации» одежды в СССР в 1960-е годы появлялись и предметы, имевшие ярко выраженную половую принадлежность, – женские чулки и мужские носки из синтетики. Сделанные в обоих случаях из одной и той же ткани, они в виде готовых изделий имели четкий гендерный статус. Очень популярный особенно на первом этапе хрущевских реформ капрон стал применяться и для изготовления чулок, которые к началу ХХ века стали обязательным предметом именно женской городской одежды. Приход большевиков к власти, конечно, не внес ничего принципиально нового в эту ситуацию. Однако общие тенденции развития легкой промышленности в советских условиях не могли не отразиться на качестве, цвете, стилистике, а главное, количестве чулочной продукции. Развал промышленности во время гражданской войны затронул и трикотажные фабрики, которые возобновили свою работу лишь к середине 1920-х годов. Их продукция была настоящим дефицитом в годы нэпа. Социальный статус женщины сразу можно было распознать по качеству ее чулок. Основная масса вынуждена была довольствоваться бумажными. Элегантным считалось носить изделия из фильдекоса – хлопковой крученой пряжи, выглядевшей как шелковая, и фильдеперса, высшего сорта фильдекоса. Особым шиком, по данным опроса 1928 года, считались шелковые чулки с яркой стрелкой – иностранный, чаще всего контрабандный товар. Н.Я. Мандельштам вспоминала: «Женщины, замужние и секретарши, все мы бредили чулками» (Мандельштам 1990: 102). Художественная литература начала 1930-х годов полна впечатляющих примеров, это подтверждающих. В повести П.С. Романова «Товарищ Кисляков» (1927–1930) в уста иностранца, приехавшего в Москву на излете нэпа, вложены такие слова: «Русская женщина потеряла все точки опоры. <…> Имей три пары шелковых чулок, и ты будешь иметь женщину» (Романов 1990: 520). Нехватка и дороговизна чулочно-носочных изделий делали обязательной их штопку, навыками которой в первой половине ХХ столетия владели все женщины СССР.
Первые капроновые чулки появились еще при Сталине. В 1950 году их опытную партию выпустила ленинградская фабрика «Красное знамя». Они были прозрачными и тонкими, что очень нравилось женщинам, ранее носившим в качестве нарядных чулок в основном изделия из фильдекоса и фильдеперса. Но производство расширялось крайне медленно. Кроме того, при внешней привлекательности первый капрон плохо впитывал влагу. Даже июльский пленум ЦК КПСС 1955 года, нацеливший промышленность на расширение производства синтетики, не смог улучшить качества капрона. Весной 1957 года выступавший на страницах журнала «Работница» московский инженер-химик Д. Архангельский настоятельно не рекомендовал «носить капроновые чулки в сильные морозы, потому что несколько повышенная влажность между кожей и чулком ведет к переохлаждению тела» (Работница 1957: 30). Действительно, многие женщины, все же надевавшие «капрон» в 1950-е годы, вспоминают ощущение остекления чулок в морозную погоду. Но еще больше неприятностей доставляли так называемые спускающиеся петли. Главный инженер Управления текстильной промышленности в Ленинграде с сожалением вынужден был констатировать летом 1958 года, что чулки фабрики «Красное знамя» очень быстро рвутся. Происходило же это потому, что химики, научившиеся изготавливать тонкую пряжу, не умели делать ее достаточно прочной (Ленинградская правда 1958. 22 июля). Складывается впечатление, что в 1950-е годы советские женщины испытывали такой же дефицит чулок, как и 1920-е. Писатель Ю.П. Герман в последней части романа о враче Владимире Устименко «Я отвечаю за все» (1962), посвященной 1950-м годам, описал, как любезная его авторскому сердцу героиня Варвара летом красила ноги в коричневый цвет и рисовала сзади шов, чтобы создать иллюзию чулок на ноге. Подобный камуфляж объяснялся большими затратами на постоянно рвущийся «капрон». Женской бытовой практикой 1950-х – начала 1960-х годов был подъем петель на чулках специальным чулочным крючком или простой иголкой. Он заменил не слишком изящный, но необходимый вид рукоделия – штопку женских чулок. Ведь штопать капрон, в отличие от фильдекоса и фильдеперса, было бесполезно. Кроме того, в годы десталинизации существовал и такой вид бытовых услуг, как починка капроновых чулок. В Ленинграде, например, во второй половине 1950-х годов из 300 пошивочно-ремонтных ателье почти 150 занимались ремонтом трикотажа, а именно подъемом
В 1955–1957 годах советская промышленность только начала осваивать новые виды крученой капроновой нити, надеясь повысить прочность своих изделий. На Западе в это время уже производили чулки из более прогрессивных, чем капрон, видов синтетической пряжи. В лексиконе хрущевской эпохи эти изделия получили название «безразмерные», что объяснялось их способностью растягиваться. Приобрести такие чулки на рубеже 1950–1960-х годов в свободной продаже было трудно: как предмет импорта они имели устойчивые коннотации «дефицитные» и «престижные». Как и в годы первых пятилеток, чулки обретали функцию если не дорогого, то во всяком случае вполне вожделенного подарка. К сожалению, в редких «женских» воспоминаниях, посвященных эпохе хрущевских реформ, трудно найти этому подтверждения, однако они есть в художественной литературе того времени. В уже упоминавшейся повести М.З. Ланского и Б.М. Реста «Невидимый фронт» в списке похищенных у убитой преступниками старушки вещей фигурируют две пары новых нейлоновых чулок, которые привез ее сын, капитан дальнего плаванья, из рейса: «Первой вещью, которую заметил Филиппов… был прозрачный целлофановый пакет из-под чулок. <…> На нем зелеными латинскими буквами было написано „Нейлон“. В нижнем углу конверта золотом были обозначены фирма и далекий заморский город» (Ланской, Рест 1956: 247). Пакет с чулками, который преступники для отвода глаз подбросили вполне добропорядочной девушке, был воспринят ею как лестный дар не пожелавшего назваться скромного поклонника. Действительно, «нейлон» был редкостью в то время.
После майского пленума ЦК КПСС 1958 года синтетика стала активно внедряться в изготовление верхнего и нижнего трикотажа, а также чулок. Технологическим прорывом стал выпуск новой пряжи «хеланка». Первые изделия из нее фабрика «Красное знамя» выпустила уже в 1957 году. А с 1958 до 1965 года их производство возросло почти в 20 раз (Сукновалов, Фоменков 1968: 343, 386). Сетчатые безразмерные чулки стали меньше рваться. Усовершенствованные чулочно-вязальные машины к середине 1960-х годов избавили женское население от манеры постоянно оборачиваться и поправлять шов на чулке, который должен был идти прямо посередине ноги, от бедра до пятки. Благодаря развитию техники швы на чулках исчезли вообще и сразу стали немодными.
Капрон (или его модификации) внедрялся и в мужскую жизнь. Бурное развитие химии позволило в конце 1950-х годов начать в СССР производство безразмерных мужских носков. Они изменили облик мужчины еще сильнее, чем бесшовные чулки, преобразившие советских женщин в эти же годы. Неудивительно, что в годы оттепели в число знаковых предметов мужского модного облика стали входить именно синтетические носки, которые в отличие от натуральных не нужно было удерживать на ноге с помощью сложной системы: «резинка вокруг икры, от нее вниз к носку другая с прядкой» (Найман 1999: 76). Эта громоздкая амуниция была крайне неудобной и, кроме того, очень сложно сопрягалась с узкими брюками. Именно поэтому многие мужчины в 1950–1960-х годах старались заполучить не просто пестрые носки, модные среди стиляг, а синтетические, с вделанной в верхнюю часть резинкой. Ленинградский художник Г. Ковенчук вспоминал: «Когда появились нейлоновые носки, они стоили очень дорого. <…> И я помню, когда у меня появились носки, я любил стоять у какой-нибудь витрины, ставил ногу на карниз, брючину задирал, разговаривал с кем-нибудь и ловил завистливые взгляды прохожих» (Литвинов 2009: 137).
Первые бельевые синтетические изделия для мужчин поступили в продажу уже в 1957 году. Они были очень прочными и не требовали штопки. Но долгое время, до середины 1970-х годов, креп-нейлоновых носков, как импортных, так и отечественного производства, явно не хватало. Они были предметом не только вожделения, но и спекуляции, часто не слишком удачной, примерно такой, как описал С.Д. Довлатов в повести «Чемодан». Периодическая печать нередко рассказывала об уголовных делах, в которых фигурировали злостные расхитители синтетической пряжи, предназначенной, в частности, и для изготовления мужских носков (Вечерний Ленинград 1967). В целом вторжение химизации в бельевую сферу явно способствовало расширению степени телесной свободы и мужчин и женщин.
Более женской на первый взгляд выглядит история с использованием в советском быту искусственного меха, который наиболее ярко демонстрировал присущее всем синтетическим материалам свойство имитатора благосостояния. В середине 1950-х годов в советской прессе периодически стала появляться реклама, знакомящая читателей с удивительными свойствами искусственного меха. Так, уже в августе 1955 года газета «Ленинградская правда» сообщила: «Фабрика искусственной кожи освоила в этом году массовое производство высококачественного каракуля из волокон капрона и вискозы. Головные уборы, муфты, воротники, манто, изготовленные из искусственного каракуля… не боятся снега и дождя, прочны в носке» (Ленинградская правда 1955д). Особенно привлекательной была обещанная стоимость искусственного каракуля. Планировалось, что он будет в десять раз дешевле натурального. Популярный журнал «Работница» к тому же заверял, что «только опытный специалист сможет отличить эти темно-серые шкурки с блестящими кольцами лежащих плотными рядами нежных завитков от шкурок натурального каракуля» (Работница 1956а: 28).
В мае 1958 года прошел очередной пленум ЦК КПСС, вновь уделивший пристальное внимание производству синтетических материалов и изделий из них. Власть, правда, прибегла к риторике самооправдания. В решениях пленума говорилось: «Сейчас в тяжелой промышленности, в науке и технике достигнут такой уровень, когда мы не в ущерб дальнейшему преимущественному развитию тяжелой индустрии и обороноспособности страны можем значительно более быстрыми темпами увеличить производство товаров народного потребления, с тем чтобы в ближайшие 5–6 лет в достатке обеспечить потребности населения в тканях, одежде, обуви и других товарах. В решении этой задачи большое значение имеет ускоренное развитие химической промышленности» (курсив мой. – Н.Л.) (КПСС в резолюциях и решениях 1971б: 325–326). Предполагалось, что за семилетку производство искусственного каракуля увеличится в 14 раз, что означало выпуск 5 миллионов квадратных метров синтетической ткани, призванной имитировать мех (там же: 327, 328).