Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Шрифт:
Натуральные шелковые и шерстяные материалы очень ценились населением в годы послевоенного сталинизма. Во время денежной реформы 1947 года и без того очень высокая цена отреза бостона на костюм (2500 рублей при средней зарплате 900 рублей) возросла до 6500 (Экштудт 2006: 157). Престижная ткань считалась хорошим подарком, в некоторой мере даже вложением средств, а главное, предметом спекуляции. Подтверждение этому можно найти в прозе 1950-х годов. В сборнике детективов «Незримый фронт», изданном Лениздатом в 1956 году, есть повесть «Опанасовы бриллианты», рассказывающая о знаменитой шайке, орудовавшей в Ленинграде в начале 1950-х годов. Мошенники с легкостью обманывают жену профессора, польстившуюся на фальшивые бриллианты. За эти якобы бриллианты они просят порядочную сумму денег, а также какие-нибудь вещи, а лучше отрезы, которые легче реализовывать, чем костюм или пальто определенного размера. Дома у доверчивой профессорши, конечно, находятся вожделенные куски ткани: «Ольга Павловна долго копалась в спальне и принесла отрез синего бостона и светлую шерсть на платье» (Ланской, Рест 1956: 21).
Парадоксальным было то обстоятельство, что в середине 1950-х годов прилавки специализированных магазинов по продаже тканей в крупных городах не пустовали. Более того, советские газеты регулярно рекламировали ткацкую продукцию: «В магазины Лентекстильторга, – писали корреспонденты «Ленинградской правды» осенью 1956 года, – поступили в продажу материалы на пальто, костюмные и плательные шерстяные ткани. В большом выборе – ткани натурального шелка, штапельные и хлопчатобумажные. Опытные и квалифицированные продавцы магазинов торга помогут вам выбрать нужную ткань» (Ленинградская правда 1956б). Материалы, хотя и выпускались в большинстве случаев добротные, но какие-то, как вспоминал известный своей убийственной иронией А.Г. Найман, «ирреальные» (Найман 1999: 359). Действительно, сшить из них что-нибудь созвучное времени было невозможно. Изменение формы модной одежды, произошедшее после Второй мировой войны, потребовало новых тканей, отличавшихся прочностью, объемностью, рельефным рисунком, эластичностью и одновременно способностью держать форму. Они должны были легко стираться и по возможности не мяться. Создать такие материалы возможно было только с помощью использования достижений техники и химии, что и делалось в развитых странах мира.
ХХ век оказался временем поиска новых материалов. Многие из них, например нейлон, были открыты еще до войны, но в моду полиамидные ткани на Западе вошли в начале 1950-х годов. В СССР внедрение синтетики в одежде произошло после смерти Сталина, и процесс этот был политически обставлен. Положения июльского пленума ЦК КПСС 1955 года были изучены местными партийными организациями и стали претворяться в жизнь. В Ленинграде уже в конце июля 1955 года партийный актив города принял решение о перестройке производства в городе на основе научно-технического прогресса (Очерки истории Ленинградской организации КПСС 1985: 76). Это напрямую касалось легкой промышленности, которую нацеливали на выпуск разного рода синтетических материалов и в первую очередь на производство тканей.
Самой популярной синтетической материей стал капрон. Однако в повседневном быту сначала появились лишь чулки из него, и лишь к концу 1950-х годов он стал продаваться «отрезами» и усиленно рекламироваться в прессе. Но это касалось лишь женщин, так как прозрачная ткань имела очень узкое применение. В майском номере журнала «Работница» за 1958 год в статье «Ваше новое платье» рекомендовалось шить из капрона наряды для выпускного вечера, так как эта «ткань – легкая, прозрачная, немного топорщится, хорошо держит форму платья» (Работница 1958а: 24). Следует отметить, что подобные заявления были отражением не только властного дискурса, но и реальных бытовых практик. Платья для выпускниц из капрона становились очень популярными. Известная петербургская балерина Г.Т. Комлева, вспоминая свой выпускной вечер 1957 года, писала: «Тут-то я и обновила свое первое в жизни платье, сшитое из купленного специально для меня материала. Недавно появившийся и входивший в моду белый прозрачный капрон на розовом атласном чехле выглядел эффектно» (Комлева 2000: 111). В 1959 году в перечне советов «Как одеться к Новому году» тот же журнал «Работница» сообщал: «Очень украшают женщин платья из капрона. Платья из капрона нежных тонов поэтичны, легки, красивы» (Работница 1959в: 31).
Государство наращивало производство капроновой ткани, а население ее с удовольствием покупало. Однако некоторые качества первых чисто синтетических материалов породили культурно-бытовой парадокс конца 1950-х – начала 1960-х годов. Капрон не мялся, легко стирался, долго не терял внешней привлекательности. Все это вносило в повседневные практики советских людей элементы свободы. Однако либерализация хрущевского времени, достигнутая, в частности, и с помощью тотальной химизации быта и одежды, была все же дозированной. Первый капрон – ткань прозрачная, и это его качество явно не соответствовало пуританской обстановке советских учреждений. В 1960 году журнал «Работница» уже настоятельно внушал своим читательницам: «Платья из очень прозрачных тканей, таких как капрон, на работу носить не принято», «Прозрачные блузки из капрона предназначены только для ношения под жакет» (Работница 1960а: 30).
Значительно меньше дисциплинирующих практик потребовали новые синтетические ткани, появившиеся на рубеже 1950–1960-х годов. Сначала материалы с добавлением искусственных волокон для пошива женских платьев и костюмов были редкостью, и каждый случай создания такой ткани отмечался в прессе как некое событие. Наибольшей популярностью пользовался лавсан – первое советское полимерное соединение, созданное под руководством академика В. Коршака в лаборатории высокомолекулярных соединений Академии наук, что и дало название ткани (Супрун, Филановский 1990: 58). Уже в 1958 году ленинградский комбинат тонких и технических сукон им. Тельмана изготовил драп с
К синтетическим материалам стали активно приобщаться и мужчины, которые стали носить нейлоновые рубашки. Пик моды на них в СССР пришелся на начало 1960-х годов, когда в мире в целом синтетические изделия, тем более предназначенные для ношения непосредственно на тело, стали уступать место вещам из натуральных тканей. Довольно точные сведения о появлении нейлоновых рубашек в обиходе советских модников дает художественная литература. Во второй половине 1950-х годов СССР был наводнен китайским импортом, среди которого были и мужские рубашки из поплина. Алексей Максимов, один из трех героев аксеновской повести «Коллеги», стирая такую рубашку, сочиняет экспромт:
Прислали мне друзья китайцы Рубашку из своей большой страны. И я купил ее в универмаге И заправляю каждый день в штаныДля женщин стирка поплина, а главное, его подкрахмаливание и разглаживание составляли нелегкую работу. Именно поэтому мужские рубашки предпочитали отдавать в прачечные. В той же повести Аксенова другой «коллега» Саша Зеленин на вечер в сельский клуб надевает «белую, накрахмаленную еще в ленинградской прачечной рубашку» (там же: 99). Но даже поплиновые изделия были большой редкостью в советских магазинах 1950–1960-х годов. Неудивительно, что в 1957 году журнал «Работница», правда, со ссылкой на французское издание «Фамм франсэз», предлагал своим читательницам чинить воротнички и манжеты мужских рубашек, перелицовывая их (Работница 1957: 30). Однако эта практика, присущая повальному увлечению ремонтом предметов быта, что было характерно не только для Советского Союза, но и для послевоенной Европы, просуществовала недолго. В мире появились рубашки из нейлона – ткани, разработанной во Франции в фирме «Дюпон» еще в 1927 году. Они привлекали не только блеском, что казалось безумно красивым, но и тем, что легко стирались и не нуждались в отглаживании. Внедрение синтетики в мужскую одежду облегчило домашний труд женщины. Из арсенала привычных навыков хорошей хозяйки исчезло владение техникой подкрахмаливания тканей. Ненужными становились и плоские гуттаперчевые, а затем пластмассовые палочки, которые вкладывались в кончики воротничков мужских рубашек, чтобы они казались немятыми и хорошо держали форму. В повести В.П. Аксенова «Апельсины из Марокко» (1962) нейлоновая рубашка предстает почти традиционной частью мужского костюма: «Нина тихонько рассказывала… про Ленинград… про Мраморный зал, куда она ходила танцевать, и как после танцев зазевавшиеся мальчики густой толпой стоят возле дворца… и в темноте белеют их нейлоновые рубашки» (Аксенов 2005: 407). Но советская легкая промышленность не могла удовлетворить спрос на нейлоновые рубашки. Они становились предметом спекуляции и фарцовки. О.С. Яцкевич вспоминал: «За нейлоновую рубаху некоторые стиляги родителей были готовы продать» (Литвинов 2009: 144).
Некоторые счастливцы привозили химические доспехи из-за границы. По воспоминаниям М.Ю. Германа, во Франции в 1965 году «нейлоновые рубашки… стоили гроши, и носили их только бедные приказчики и алжирцы» (Герман 2000: 436). Но это обстоятельство не останавливало советских туристов. Не смущало франтов 1960-х годов и то обстоятельство, что летом в нейлоне жарко, а зимой – холодно.
В разгар хрущевских реформ выпуск материи с добавлением синтетики был поставлен на поток. Июньский пленум ЦК КПСС 1960 года вообще нацелил текстильщиков выпускать ежегодно столько тканей, сколько их вырабатывается во Франции, Англии и Западной Германии, вместе взятых. Тканей было действительно много, что создавало ощущение всеобщего благополучия и достатка. Новые ткани привлекали очень многих. Вновь, как в 1920-е годы, почти исчезли материалы в «цветочек», популярные в сталинское время. Эти перемены отвечали изысканному вкусу лучших представителей интеллигенции, выросшей на эстетической почве советского конструктивизма. Современники вспоминали, что в доме известного литературного критика Л.Я. Гинзбург в начале 1960-х годов «каждая мелочь… была подобрана с тем самым, столь любезным ей, авангардистским вкусом. Вплоть до занавеси на окне и тряпочки на тахте – и то, и другое обязательно с абстрактным рисунком» (Купман 2002: 139).
Неожиданными стали названия материалов: «Чайка», драп «Пулковский», «Звездочка», «Аврора», «Лучистая», «Чио-чио-сан» и как апофеоз – «Стирай-носи» (Ленинградская правда 1960б; Ленинградская промышленность 1967: 31). А ведь еще в 1946 году текстильная промышленность изготавливала всего два вида костюмной ткани типа «бостон»: «Ударник» и «Метро» (Москва послевоенная 2000: 354). Главным достоинством новых материалов была их «несминаемость». Юбки, платья и брюки из шерсти с изрядной долей лавсана можно было не гладить ежедневно. Это заметно раскрепощало людей. Практичность синтетики была привлекательна не только для неизбалованных успехами легкой промышленности советских людей. В ГДР в эти же годы считавшие себя современными женщины выбирали для своей одежды «не требующие особого ухода» синтетические ткани (Тихомирова 2007: 141).