Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
Чарли не нашелся, что ответить, и промолчал.
— Он говорит, у вас там приемы по выходным, типа вы приглашаете кучу народу.
Чарли пожал плечами.
— Знаете что? — сказал Фэнон. — Я хочу посмотреть плантацию. Поехали с вами на выходные?
Чарли уставился на него. Фарик сидел, откинувшись на кушетку и протянув руки вдоль спинки. Пальцы почти доставали до краев. Предложение молодой звезды застало Чарли врасплох — казалось, не было никакого повода. Пауза длилась все дольше и дольше… «Еще минут десять с этим щенком, — подумал Чарли, — и мне придется надавать ему по шее». Но вслух сказал:
— Сейчас тебе там вряд ли
— Точно! — Фэнон ударил кулаком в ладонь. — Точно, он так и сказал — Терпмтин! Он сказал, типа вы туда ездите охотиться на перепелов! А из чего вы в них стреляете?
— Из чего стреляем? — Секунду Чарли изучал его лицо — смеется, что ли? — Из ружей.
— Из ружей… — На лице у Фарика появилась странная мечтательная улыбка. — Круто было бы попробовать.
— Охота на перепелов уже закрыта. Ее разрешают только со Дня Благодарения до конца февраля. А теперь там стрелять некого, кроме комаров, слепней да навозных мух.
— Мне, в общем, по барабану, поехали! — Вместо Чарли Фэнон смотрел на Макнаттера, словно поездка зависела исключительно от него. Парень опять мотнул головой в сторону юрисконсульта Белла. — Он говорит, там это, всё как сто пятьдесят лет назад, еще до Гражданской войны, когда были рабы и плантаторы. Хочу посмотреть.
«Господи боже, — подумал Роджер, заливаясь краской стыда, — у него интеллект орангутанга! Какие проницательность и такт…»
«Мать честная, — подумал Чарли, — этого мне не хватало! Только представить, этакий черный чурбан рядом с гостями… Фарик Фэнон Бомбардир сидит за столом в Оружейной, а тетушка Белла, дядюшка Бад и Мэйсон ходят вокруг Его Нахальчества. Его Нахальчество развалился на стуле, расставил ноги и массирует пальцы, оглушительно щелкая суставами, а прислуга убирает со стола и поет „Ближе быть к Тебе“… Его Нахальчество объезжает Терпмтин, останавливаясь время от времени полюбоваться на то или другое…» И все — Билли Басе, судья Маккоркл, Инман — узнают — а ведь они узнают! — что он, Чарли, принимал в Терпмтине обидчика Элизабет Армхольстер как почетного гостя… Нет! Такую бездну стыда даже вообразить невозможно! Чарли посмотрел на Макнаттера, на юриста Белла — может, хоть они что-нибудь скажут! Как-то выручат его! Но оба сидели как ни в чем не бывало, словно так и должно быть — Фарик Фэнон требует, чтобы его пригласили в Терпмтин.
— К сожалению, это невозможно, — услышал наконец Чарли собственный голос. — Там всё закрыто до следующего сезона. Дом нельзя отпереть даже ради визита английского короля. — И тут же вспомнил, что никакого английского короля не существует! — Слишком много людей пришлось бы задействовать. Не знаю даже, где их искать в такое неурочное время.
«Ты слабак! — твердил он себе все это время. — Ты прогибаешься под него! Можно подумать, будь сейчас сезон, ты действительно пригласил бы щенка в Терпмтин!» Чарли заметил, как Макнаттер и Белл обменялись взглядами. Неужели они тоже так думают? Великий Крокер неумолимо погружался в ледяное озеро стыда. Он хлопнул себя по коленям, давая понять, что пора закругляться. Встал, слегка качнулся и поморщился — одна кость в колене проехалась по другой.
— Ну, мне пора, — сказал он.
— Так че он говорит? — спросил Макнаттера Фарик Фэнон. — Я как, еду на плантацию или нет?
Макнаттер молча встал. Юрист Белл тоже. Наконец Фарик последовал их примеру.
— Поди сюда на минутку, — вполголоса
— Слушай, Чарли, — он поднял указательный палец и подошел ближе, — есть кое-что еще. Нельзя допустить, чтобы это дело стало просто очередным иском о сексуальных домогательствах, когда миниатюрная белая девушка из хорошей семьи говорит одно, а здоровенный черный спортсмен из городских трущоб — другое. Нам надо показать, что есть целое… целое общество в защиту этого молодого человека, и оно готово поддерживать его наперекор устоявшимся расовым и классовым предрассудкам, и тэ дэ и тэ пэ.
— То есть ты думаешь, что он этого не делал? — заключил Чарли.
— Свечку никто не держал, но версия Фарика мне кажется вполне правдоподобной — судя по тому, что я знаю о современной молодежи.
— И какая у него версия?
— Между нами? — поднял брови Макнаттер.
— Да, конечно.
— Между нами — Фарик говорит, что познакомился на вечеринке с девушкой, она пошла к нему домой, он недолго думая повел ее в спальню, туда-сюда-обратно, обоим приятно, и всё, ничего криминального не было.
— И ты веришь? — спросил Чарли.
— Я уже говорил, что ничего не утверждаю наверняка, но одно могу точно сказать: это не шутки, девчонки на наших парней вешаются круглосуточно, трясут перед ними своими булками — не стесняйтесь, мол. Афроамериканский паренек, если чувствует себя звездой, не очень-то разбирает, что перед ним за девушка, а Фарик действительно звезда, каких мало.
Чарли уставился на Макнаттера. Его поразило слово «афроамериканский». Черт, что случилось с Макнаттером? Всегда был старым добрым парнем с Миссисипи, а теперь вот стал соблюдать новомодный… этикет… или что там еще?
— Дело вот в чем, Чарли, — продолжал Макнаттер, — твоя роль в защите Фарика очень важна для нас.
— Моя роль?
— Слушай, тебя не просят убеждать кого-то, что Фарик ни в чем не виноват, ведь ты этого не знаешь. Как и я. Тебя даже не просят говорить о Фарике что-то хорошее. Я понимаю, он не самый приятный в общении юноша. Хотя это просто потому, что никто не учил его вежливости. Никто не объяснял ему самых элементарных правил. Тебя просят сказать только то, что ты действительно знаешь. Ты знаешь, что значит быть звездой сборной Технологического в таком городе, как наш, где все помешаны на спорте. Ты знаешь, как люди завидуют знаменитым спортсменам, недолюбливают их, пытаются использовать в своих целях, строят козни, — говори что хочешь, это на твое усмотрение.
Чарли глядел на тренера, изумленно приоткрыв рот.
— Попробуй взглянуть с другой стороны, — продолжал Макнаттер. — Ты будешь выступать не в интересах Фарика, даже не в интересах Технологического, хотя и Технологическому ты тоже окажешь этим большую услугу — всем и каждому в институте, начиная с Уолли Суиндела. Ты будешь выступать в интересах целого города. Ты скажешь: «Эй! Охолоните! Давайте не будем спешить с самосудом! Не будем устраивать расовые беспорядки!» И знаешь что? Весь город тебе зааплодирует. Все будут восхищаться твоей отвагой, включая «Джорнэл конститьюшн». Можешь не сомневаться, они поддержат тебя на все сто процентов. Само твое присутствие там, на пресс-конференции, — если ты скажешь: «Спокойно, давайте смотреть на факты, не надо скоропалительных выводов, будем судить беспристрастно», — само твое присутствие пресса назовет отважным поступком.