Мужчины и женщины
Шрифт:
Игорь проводил её взглядом. Отношения с Верой были не похожи на отношения с женой. При всей любви и нежности к Вере, Игорь часто ловил себя на мысли, что не знает, что от неё ждать. Вера могла быть доброй и злой, безалаберной и практичной, саркастичной и милой, настоящим товарищем и плаксой. А иногда она была всем сразу. Чувства в Вере так и бурлили.
Тем временем Вера на кухне включила радио и громко крикнула:
– Игорь, как тебе новость – Шварценеггер развёлся!
– И что?
– Ну… – Выглянула её проказливая физиономия. – Теперь у меня есть шанс.
– Я тебе покажу –
– Успокойся, – хихикнула Вера, – до него ещё добраться надо. Так ты идёшь или нет? Омлет, между прочим, уже готов! И салат тоже.
Игорь пришёл.
– Так вот, – продолжила Вера, накладывая омлет, – представляешь, они справили серебряную свадьбу. А вот золотой уже не будет.
– Вера, он же старый! – С упрёком сказал Игорь.
– Так я люблю старых! – Подмигнула Вера. – Ты же старый? – Расхохоталась. – Ну, улыбнись, улыбнись! А то букой и помрёшь. Шучу я!
Игорь с трудом улыбнулся.
– Кстати, Верочка, – сказал, проглотив комок в горле, – нас завтра в гости пригласили. Помнишь, я рассказывал про Севу. Я с ним в русском магазине познакомился. Так он день рождения отмечает.
– Не помню. Думаешь, надо пойти?
– Ну, Верочка! Мы так редко куда-то выбираемся!
– Хорошо, пойдём. – Вера достала тоненькую сигаретку, закурила.
– Ты же обещала бросить?
– Не сегодня, – глубоко затянулась.
Хозяева
Пригласивший Игоря на день рождения Сева был очень небольшого роста мужчиной с кудрявой головой. С самого утра они с женой, полной большегрудой женщиной, намного выше его, но больной, тяжело дышащей, опирающейся при ходьбе на трость, занялись готовкой. Их двухкомнатная квартира, нижняя в девятиэтажном старом доме, через салон выходила в достаточно большой палисадник, окружённый покосившейся проволочной изгородью и бурьяном. В самом палисаднике бурьян был выдернут, и под старой почти засохшей сосной стоял диванчик с рваной обшивкой, столик и несколько стульев. Сева, обычно любящий понежиться в кровати, на этот раз только открыв глаза, сразу начал расталкивать свою жену, повернувшуюся к нему округло вздымающейся под одеялом спиной.
– Вставай, Марусенька, вставай! – Голос у Севы был тонкий, визгливый.
Марусенька, плотнее укутавшись в одеяло, буркнула:
– Что ты волнуешься, ещё полно времени…
– Нет, не полно! – Уже зло отозвался Сева, он вообще быстро переходил от умиления к раздражению и обратно. – Я знаю, что говорю! Ты медленно всё делаешь, а надо быть на уровне! Я хочу быть на уровне, поняла?
– Дался тебе этот уровень! – С досадой сказала жена, и, поняв, что поспать ей больше не дадут, откинула одеяло и села. Сева соскочил на пол и отдёрнул шторы. Свет из небольшого с рассохшимися деревянными фрамугами окна осветил рефлекторно зажмурившего глаза худого мужчину и женщину на кровати – вялые груди с коричневыми сосками, большой выпирающий живот, массивные бёдра и колени. Марию когда-то вполне можно было назвать симпатичной женщиной, но сейчас усталость и болезни отпечатались на лице глубокими складками и тёмными полукружьями под глазами. Волосы у Марии были русые, короткие, мягкие на вид.
– Севка, ты мою трость не видел?
– Да
– Так, – остановился, – мяса в принципе может, и не нужно, купим крыльев, они дешёвые. Вино по четыре литра в супере продаётся в картонных упаковках, ну, и салаты… Какие будешь делать? – Обернулся к жене.
– Севочка, застегни лифчик… – Вместо ответа попросила Мария.
Сева застегнул, жена поправила грудь в бюстгальтере. Сева искоса на неё посмотрел и неожиданно обнял, жена хихикнула. Сева нажал и неловко повалил женщину спиной на кровать, но та вдруг вскрикнула:
– Больно! Колено! А-ах!
Сева отпрянул.
– Забыл, – сказал виноватым тоном, – извини, – и тут же по привычке разозлился, – вечно ты выставляешь!
– Что выставляю?
– Всё выставляешь!
– Что именно выставляю, я тебя спрашиваю?! – Мария покраснела от негодования.
– Да колено, например…
– Посмотрела бы я, если бы у тебя так колено болело!
– Марусечка, – Сева пошёл на попятную, – я же просто сказал, давай лучше займёмся делами…
Мария надела халат, взялась за трость, и медленно, с усилием, поднялась.
– Тебе тост сделать?
– Сделай.
Сева сел на стул и по-хозяйски огляделся, он уже предвкушал застолье. Вот только прибрать надо. Жена из-за болезни не могла, приходилось самому.
– Севочка, тост готов! – Крикнула Мария.
Сева зашёл в их маленькую кухоньку. На закопчённой двухкомфорочной плите стояла сковородка с остатком вчерашней яичницы, в умывальнике лежали огуречные полосы и луковая шелуха. Начавшийся ясный день уже ощутимо пригревал, и из открытого окна тянуло жаром. Мария включила чайник. Сева недовольно потянул носом – его тост явно пригорел. Он подошёл к холодильнику, открыл, достал бутылку пива, сел за сразу качнувшийся стол – своей мебели у них почти не было, да и какая мебель, когда Мария получала пособие по инвалидности, а Сева то работал, то не работал, причём гораздо чаще не работал. Перебивались.
Сева открыл пиво, глотнул, откусил излишне хрустящий, с чёрными пятнышками хлеб, пожевал:
– Маруся, – спросил полным ртом, – может надо что-то для салатов купить?
Мария поискала взглядом – картошка была, лежала на полу в пакете, а вот лук закончился.
– Лук, свеклу, зелёный горошек, баклажаны, чеснок… – начала перечислять.
Сева перебил:
– Ты что, с ума сошла?
Мария изумлённо посмотрела.
– Ты что с ума сошла? – Повторил Сева, закипая. – Столько покупать, да мы без денег останемся! Без денег! – Затрясся будто в припадке.
Мария схватилась за грудь.
– Господи, как ты мне надоел! – Сказала, тяжело дыша, – при волнении ей всегда не хватало воздуха. – Знаешь, иди к чёрту со своим днём рождения! – Закрыв лицо ладонями, заплакала. – Ну, за что мне такое?! За что? Грызёт и грызёт!
– Да ладно… – Испугался Сева. – Марусенька! Любимая! Я же просто о нас беспокоюсь, нам жить, понимаешь – жить! А денег нет. Не волнуйся, давай лучше водички принесу, вот сейчас принесу, ладно?
Схватил стакан, налил воды из фильтра, поднёс. Мария оттолкнула руку.