Мужчины любят грешниц
Шрифт:
– Лешка Добродеев собирался писать о нем статью, но заглох. Подкинул его тебе, решил не связываться.
– Думаешь, он испугался?
– Спроси сама.
– Спрашивала. Но ты же знаешь его, он все время врет. Сказал, нет времени, совсем замотался и устал до чертиков.
– А ты и рада. Лешка не дурак, раз самоустранился.
– А я и рада, – повторила она.
– Алиса! – сказал я строго.
– Да поняла, поняла! – Она махнула рукой – отстань, мол! – А жаль, такой материал пропадает. Может, передумаешь, а?
Я не допускал мысли, что она ослушается. Со скрипом, воплями и недовольными гримасами она все-таки признавала меня за старшего
Потом я часто думал, что не следовало ничего ей запрещать – тогда она делилась бы со мной и я был бы в курсе. Но я ничего не понял. А потом уже было поздно. Я был занят с утра до вечера, банк реконструировался, я вваливался домой только спать. Алиса же, как старательная ученица, ходила на сеансы Колдуна. Не знаю, что он им внушал и что они там делали. Его «ученики» на допросах показали, что говорили они о душе, мотивации поступков человека, предчувствиях, интуиции и подобной ерунде. И ни один не заикнулся о видениях, депрессии после «занятий», ни о чем паранормальном и сверхъестественном. Они как верные псы защищали своего гуру.
После одного из занятий, двадцать седьмого августа, Алиса выбросилась с балкона моей квартиры на одиннадцатом этаже. Когда ее привезли в больницу, она была еще жива. Я примчался туда и успел за минуту-другую до того, как она умерла. Я держал ее за руку…
Все, что завертелось вокруг меня после смерти Алисы: допросы, подозрения, копание в нашей жизни, истеричное любопытство толпы, – казалось кошмаром. Вместо того чтобы остаться одному, я должен был отвечать на их вопросы. Я не мог поверить, что моя Алиса, вприпрыжку радостно бегущая по жизни, покончила жизнь самоубийством! Я рассказал следователю о своем опыте с Колдуном, о своих видениях, депрессии и тоске впоследствии, призывал в свидетели Лешку Добродеева. Следователь смотрел на меня странно и расспрашивал о наших отношениях с Лисой – о ссорах, разногласиях, возможно, ревности. Ревности? К кому? С трудом я понял, что одной из версий гибели Алисы является моя ревность! Якобы она увлеклась экстрасенсом и… я убил Алису? Это было сумасшествие! Я, раздавленный и уничтоженный, должен был вспоминать, раскладывать по минутам, снова и снова прокручивать тот день. Они удовлетворились моим алиби. До девяти я был на работе, потом сидел в «Белой сове», ждал, каждую минуту набирая ее номер. А она в это время… Это случилось в девять двадцать три, как показали свидетели – подростки и старухи, сидевшие во дворе. Никто не видел, когда она пришла домой. Сеанс у Колдуна закончился в восемь тридцать, и Алиса ушла первой, как показали «ученики», причем, кажется, спешила. И вместо того чтобы отправиться в «Белую сову», пошла домой. Я сидел в «Сове» и ждал, а она в это время стояла на балконе и смотрела вниз. Прикидывала, как… Потом наклонилась или перелезла через перила и… и…
Я явственно видел, как она проделывает это, и думал: если бы я почувствовал и примчался домой, я бы успел… Успел! Я терзал себя этой мыслью до одурения. Если бы… Если бы! Но я ничего не чувствовал, кроме досады – она снова опаздывала! Лиска всегда опаздывала,
Они не настаивали на своем – мол, проходная версия, несерьезная. Мысль, что я ревновал, что у Алисы и этого шарлатана был роман, казалась мне вполне нелепой, о чем я и заявил следователю. Он, загадочно прищурившись, рассматривал меня долгую минуту, и я вдруг вспомнил поговорку о том, что муж узнает обо всем последним. Как я узнал уже потом, их видели вместе. Кто, где, когда? Этого я не выяснил. В день убийства у Колдуна собирался очередной шабаш. А кроме того, возник вопрос: где она была почти час после окончания сеанса и до момента самоубийства? И с кем…
Я готов был убить следователя. Но что следователь? При чем тут он? Его дело отрабатывать версии, даже самые нелепые. И я пошел разбираться к Колдуну. Он был дома, его даже не арестовали. Я помню, как он открыл дверь, всмотрелся в мое лицо. Женщины находили его красивым. Не знаю, мне он был омерзителен. Возможно, к моему восприятию этого человека действительно примешивалась ревность. Синевато-белая кожа, жесткая черная с сединой щетина, глубокие морщины от углов рта – вполне тошнотворен! Волна ненависти захлестнула меня, и я схватил его за грудки. Он отступил назад и втащил меня внутрь. Я заметил настороженный взгляд, которым он скользнул по сторонам, опасаясь, видимо, что я не один.
– Что вам нужно? – спросил он, когда мы стояли в коридоре.
– Убью! – заревел я, бросаясь на него.
Дальше последовал провал в памяти. Черная дыра. Очнулся я на диване. Он сидел в кресле напротив и смотрел на меня. Весь в черном, со своей кадыкастой шеей в широком вороте свитера. С напряженным взглядом глаз цвета застывшей смолы. Я попытался подняться, но не смог пошевелить и пальцем. Мгновенный ужас пронзил меня – мне показалось, я парализован.
– Что вам нужно? – повторил Колдун. Выглядел он неважно – ввалившиеся глаза, запекшиеся губы. Выговаривая слова, он с усилием дергал кадыком, словно глотал. Длинные бледные кисти рук неподвижно лежали на коленях. Бросились в глаза его тщательно отполированные ногти.
– Вы меня помните? – выговорил я хрипло.
– Помню.
– А ее вы тоже помните?
– Алису?
– Вы убили ее!
Он усмехнулся и не торопился отвечать. Все смотрел, а мне казалось, что на меня уставился гад.
– Вы ведь сами не верите в то, что сказали, – произнес он наконец. – Я не причинял ей вреда.
Он называет это «причинить вред»?
– Но почему? – выдохнул я.
Он пожал плечами.
– Ведь должна быть причина? – настаивал я. – Пока она не ходила на ваши дурацкие сессии…
– Иногда причина скрыта. Или в другом человеке.
– В каком человеке? – закричал я. – Какой другой человек? Что вы несете?
Он молча смотрел на меня, в его глазах скользило что-то… сожаление, боль?
– У вас что-то было? – вырвалось у меня. Я не хотел об этом, но не удержался. Человек – животное не только стадное, но и подозрительное.
– Нет. – Он, похоже, не удивился.
– Не было причины, – сказал я с ненавистью. – Никакой причины, кроме…
– Значит, была.