Мужчины любят грешниц
Шрифт:
– Алиса была светлым человеком, – говорит Ольга. – Такие, как она, живут радуясь и приносят радость.
Я поднимаюсь – с меня хватит. Кликуша, ведьма…
– Сядьте! – От ее тона мороз идет по коже.
Я послушно опускаюсь в кресло.
– Ее убили. Тот, кто убил, жив и здоров. Вы знаете убийцу.
– А вы?
– Я? – Она, похоже, растерялась. – Я не уверена… – Ольга трет рукой лоб. Сквозь кружево перчаток метнулись блики от камней.
– Я советую вам увидеться со следователем и рассказать про убийцу.
– Вы напрасно
– Чего вы хотите?
– Возмездия!
Высокопарно, пафосно, с надрывом. Возмездия, отмщения, мести, расплаты. Сумасшедшая.
– Кому возмещать?
– Убийце.
– Кто убийца?
Мы общаемся короткими рублеными, неживыми фразами.
– Нужно его найти. Нельзя оставлять… зло ненаказанным. Может повториться.
– Хорошо, я подумаю, – смиряюсь я. – Если у меня будут вопросы, я позвоню. С вашего позволения, – добавляю я и ухожу, чувствуя, что она смотрит мне вслед.
Мне показалось, что она прошелестела в спину:
– Не бойтесь…
На улице я вдыхаю полной грудью холодный воздух, пахнущий тлением и гниющими листьями. Осень. Толпа обтекает меня, машины зажигают фары, наступают ранние сумерки. Ненормальная старуха. Хотя она вовсе не старуха. Но что-то в ней есть… потустороннее. Я непроизвольно ежусь, сквознячок бежит вдоль хребта.
Спустя полчаса я уже жалею, что не выспросил, не присмотрелся, не узнал больше. Что-то ведь она знает! Инерция мышления, отсутствие реакции – старость, не иначе. Замедляю шаг, останавливаюсь, собираясь повернуть назад, но тут мне приходит в голову, что вряд ли она еще там…
Почему она сказала «не бойтесь»? Что значит «не бойтесь»? Кого? Убийцы? Или… Или… Правды! – осеняет меня. «Не бойтесь правды!» Но почему? Почему я должен бояться правды? Чем может угрожать мне правда? Разрушением! Истина всегда разрушает привычный уютный мирок, она жестока, деятельна, бескомпромиссна. И равнодушна. Нужна ли истина? Пережито, забыто, ворошить ни к чему…
Неужели я боюсь?
Оставьте меня в покое, слышите, вы все! Ничего уже не изменишь! Зло… Ходит рядом, с глазами, с ногами-руками, все знает, забегает на огонек, сочувствует, шлет виртуальные открытки к праздникам… Таит правду, крепко зажав ее в кулаке. Смотрит в глаза, улыбается, помня и зная, что в кулаке. И радуется? Или боится? Или забыло? Зло, забывшее о своем злодействе…
Наверное, я схожу с ума. Уехать бы… к черту! И никогда не возвращаться.
А ведь молчание – разновидность предательства. Я сделаю вид, что ничего не было… ни кино, ни сумасшедшей Ольги… Какая разница? Лиска, прости меня! И буду и впредь жить-поживать да добра наживать. Что же происходит со мной? Ольга предлагает мне поискать ответ, ведь проклятое «почему» как крыса выедает мне нутро… Прости меня, моя любовь. Я действительно боюсь. Не убийцы, которого не было. Я боюсь узнать правду, которая причинит мне
Я поймал несколько удивленных взглядов – кажется, я разговаривал вслух.
Пусть мертвые хоронят своих мертвецов… так, кажется?
Через пару кварталов у кинотеатра на меня налетает незнакомая девушка, ударяется лицом в грудь, вскрикивает. Я отшатнулся – мне на миг показалось, что это Лиска! Я смотрю на нее в упор.
– Артем Юрьевич! – лепечет барышня. – Артем Юрьевич, извините, пожалуйста!
Она хватает меня за рукав, напуганная моим странным видом. И я прихожу в себя. Передо мной воспитательница детского садика, как ее?.. Я пытаюсь улыбнуться и спрашиваю:
– Куда это вы так мчитесь?
– Домой, – говорит девица, скромно опуская глаза. – У мамы день рождения. У нас гости.
– А где же цветы?
– Я сейчас куплю. А вы… гуляете?
Погода как раз для прогулок – начинается вполне осенний, беспросветный и нудный дождь, мигом заставляя прохожих поддать скорости и раскрыть зонты. Такой дождь – находка для ведущих здоровый образ жизни, так как закаляет не только тело, но и волю.
– Гуляю, – соглашаюсь я, разглядывая девушку. Как же ее зовут?
– Я Аня, – говорит она тихо. Чуткая – поняла, что я забыл ее имя.
– Конечно, Анечка. Я помню, – вру и не краснею. – Вон цветы!
Я увлекаю ее за руку к цветочному магазину, выбираю самый большой букет – что-то шуршащее и пестрое, расплачиваюсь и вручаю ей, несмотря на протесты. Неловкая пауза. Я не спешу прощаться – похоже, мне страшно остаться наедине с безрадостными мыслями. Прохожие обтекают нас. Мы все стоим. У бровки тормозит машина. Казимир опускает окно, кричит:
– Темка, ты чего тут под дождем?
Он поспешно выкатывается наружу, подбегает к нам, преувеличенно радостно приветствует меня, похлопывает по спине, косится вопросительно на незнакомую барышню, в глазах прыгают чертики.
– Привет, – говорю я. – Познакомься, это Анечка. Аня, это мой брат… – «Каин!» – так и просится на язык, – Казимир.
– Анечка, – повторяет негодяй Казимир с бархатными модуляциями в голосе, пожирая девушку глазами. – А чего это вы тут под дождем?
– А мы идем на день рождения, – говорю я. – Вот, зашли за цветами.
– И я с вами! – не колеблется ни секунды Казимир.
– А тебя приглашали?
– Да-да, пожалуйста! – Анечка вспыхивает до корней волос.
– А что скажет мама? – спрашиваю я. «А жених Миша?» – добавляю мысленно.
– Я сейчас! – Казимир мчится в цветочную лавку.
Мы стоим молча. Мне стыдно за свое дурацкое оживление, за горящий глаз Казимира, за его нахальство. Раскатали губы два брата-акробата…
– Спасибо, Анечка, – говорю я наконец. – Казимир пошутил. Мы отвезем вас домой и…