Мужчины не плачут

Корсакова Татьяна Викторовна

Серебряный вышел из машины, взбежал на крыльцо, толкнул входную дверь. Степан держался рядом, в его правой руке тускло поблескивал ствол.

Дверь бесшумно распахнулась. Откуда-то из глубины дома доносились мужские голоса.

— Убери пушку, все уже закончилось, — устало сказал Серебряный.

Степан молча кивнул, но пистолет не спрятал. Им навстречу вышел Белый.

— Ну? — нетерпеливо спросил Серебряный.

Обычно невозмутимый, Белый в ответ сердито сплюнул.

— Облажались мы, Иван Матвеевич.

— Упустили?!

— Хуже.

Бабулька сбежать пыталась, ну один из моих ребят не удержался, выстрелил. Этот… урод целился в ногу, а попал в основание черепа. Снайпер хренов!

Серебряный чертыхнулся.

— А мальчик? Нашли мальчика?

— Ребенка нет. Обыскали весь дом, от подвала до чердака. Нет никаких следов. Иван Матвеевич, мы нашли еще одну женщину. Она ранена, подозреваю, что смертельно.

— Где?! — рявкнул Серебряный.

— Пойдем со мной. Сейчас ее осматривает наш доктор.

Серебряному показалось, что она мертва: бледное до синевы лицо, закрытые глаза, футболка, насквозь пропитавшаяся кровью, и наборная рукоять ножа… Лезвия не было видно, только эта рукоять…

— Лика…

Она ничего не ответила. Только нож, по самую рукоять вошедший в ее тело, слабо дернулся.

— Что это? — обернулся Серебряный. — Почему это до сих пор в ней?!

— Нож вынимать нельзя, — испуганно сказал молодой мужчина, наверное, тот самый доктор.

— Почему? Почему, черт возьми, нельзя вынимать нож?

— Кровотечение может усилиться, а она и так потеряла много крови.

— Вызывайте «Скорую»! Какого хрена вы стоите и смотрите на нее?! Почему ничего не делаете?!

— Я уже вызвал «Скорую», — сказал врач, но в голосе его не было даже надежды.

Серебряный опустился перед Ликой на колени, взял в руки холодную ладошку. Он уже знал, что «Скорая» не поможет. Он видел однажды такую рану…

— Лика, — он погладил ее по волосам. — Прости меня, девочка…

Она умерла, не приходя в сознание, прямо у него на руках. Серебряный встал с колен, сдернул с дивана плед, аккуратно, чтобы не задеть наборную рукоять, накрыл Лику, обвел невидящим взглядом притихших мужчин.

— Где она? — Он не узнал свой голос.

— В саду, — сказал Белый.

Через заднюю дверь они вышли в яблоневый сад. Под одним из деревьев лежало тело. Серебряный заглянул в мертвые глаза женщины, которая принесла ему столько горя, и в бессильной ярости сжал кулаки. Представить, что эта хрупкая старушка — наемная убийца, было практически невозможно. Если бы он не видел нож с наборной ручкой… Если бы он не видел кровь Лики на руках этой мертвой женщины…

Он виноват. Во всем, что случилось, виноват лишь он один. Он решил, что Лике ничего не угрожает. Он считал себя главной и единственной мишенью.

— Черт! — Серебряный врезал по яблоневому стволу.

Он безмозглый дурак! И, что самое страшное, он

все еще не понимает, что происходит. Если заказчик тот, на кого он думает, то Лика не должна была пострадать. Ни-ког-да!

Если удар был изначально направлен против него, то при чем тут Маша?

Идиот! Он решил, что через Машу пытаются достать его, но не учел один маленький, лежащий на самой поверхности факт. Эта так называемая баба Тоня появилась в доме Маши задолго до того, как та стала для него больше, чем рядовой сотрудницей. Почему?

Старушка обладала даром предвидения? Или дело все-таки не в нем, а именно в Маше? Если это так, то все его умозаключения изначально неверны. Получается, что Стрижа убил кто-то другой, потому что у Стрижа и Маши нет ничего общего.

Или есть? Может, он снова что-то упустил, что-то очень важное?

Мальчик. Где искать мальчика? Жив ли он вообще?..

Серебряный закрыл глаза.

Что он скажет Маше? Он не нашел ее сына. Потерял главного свидетеля и подозреваемого. По его вине погибла Лика.

— …Иван Матвеевич, — послышался за спиной голос Белого. — Скоро здесь будет очень много народу. Тебе лучше уехать. Я все урегулирую.

— Ты уже урегулировал, — бросил Серебряный зло, достал из кармана сигареты, закурил.

— Виноват, — коротко сказал Белый.

— Я тоже хорош. — Сигарета погасла, пришлось прикуривать по новой.

— Это та самая Лика, про которую говорила мать мальчика?

— Да.

— Нужно сообщить ее родственникам?

— У нее нет родственников, только муж. — У сигареты был горький вкус, Серебряный закашлялся, на глаза навернулись слезы. — Муж сам все узнает, — сказал он. — Проследи, чтобы с телом, — он запнулся, — чтобы с ней аккуратно там… И дом еще раз обыщите. Может, найдете какую зацепку. Мне нужен мальчик… живой.

— Сделаю все, что от меня зависит.

Серебряный кивнул, отшвырнул недокуренную сигарету, побрел к машине.

— Иван Матвеевич! — Врач окликнул его, когда он уже собирался сесть в машину. — Можно с вами поговорить? Это касается той женщины.

— Ее зовут Лика.

— Да, Лика… — врач медлил. — Она приходила в сознание. Ненадолго, всего на пару минут. Она просила вам кое-что передать.

— Что?

— Она сказала, что написала вам письмо. Оно в камере хранения на Белорусском вокзале.

— Номер и код, помнишь?!

Мужчина побледнел, надолго задумался.

Серебряный перестал дышать. Только бы доктор вспомнил код, только бы ничего не перепутал…

— Камера номер тринадцать, код две тысячи двенадцать.

— Точно?

— У меня хорошая память на цифры.

— Спасибо, — сказал Серебряный. — Вы мне очень помогли.

— Не за что, — мужчина устало потер виски и тихо сказал: — Я пытался ее спасти.

— Я вам верю.

— Ножевое ранение печени несовместимо с жизнью…