Мужчины не плачут
Шрифт:
Ну, ничего, она согласна на любую работу, лишь бы быть с ними. Она сможет приглядывать за ними и со стороны. Кто знает, может, в один прекрасный день Егор решится рассказать жене о своей старой матери, и тогда они заживут вместе, одной семьей…
Следующий раз сын навестил ее лишь спустя неделю. Она сразу поняла — что-то случилось, достаточно было посмотреть ему в глаза. Что-то с Ликой? Может, она, не приведи господь, потеряла ребенка?
— Егорушка, что случилось? Что-то с ребенком?
— Нет, мама,
— Егорушка, ты заболел?
— Можно и так сказать. Пойдем в дом, мама, что-то тут холодно.
На дворе не было холодно. Градусов двадцать, не меньше, но она послушно пошла вслед за сыном в дом.
— Мама, у тебя есть что выпить? — спросил Егор, падая в кресло и зябко ежась.
— Есть водка, только ведь ты за рулем.
— Ничего, неси.
— Егорушка, ты за рулем.
— Не волнуйся, мама, я сегодня никуда не поеду, переночую у тебя.
«Что-то случилось, что-то очень серьезное», — думала она, ставя перед сыном горячий борщ и наливая стопку водки. Никогда раньше он не оставался v нее на ночь, всегда рвался домой. Ей было даже немного обидно, самую малость.
Сын молча ел и пил. Бутылка опустела сначала на четверть, потом наполовину. Лидия Степановна сидела напротив и ни о чем не спрашивала. Он расскажет все сам, когда придет время.
Егор заговорил, когда бутылка опустела на три четверти:
— Она меня обманывала, мама. Все это время она мне врала.
— Кто, сынок?
— Моя жена. Сегодня пришли результаты обследования, помнишь, я тебе говорил? У меня не может быть детей. Я бесплоден, мама… — Он всхлипнул, залпом допил остатки водки. — Я бесплоден, а моя жена беременна! Представляешь, какие чудеса?!
— А может, и чудеса, сынок! Я вот раньше не верила в чудеса, а теперь верю. Может, это твой ребеночек?
— Мама! Я посетил двух профессоров, и оба в один голос говорят, что у меня не может быть детей. Не может! Чудес не бывает! Бывают коварные жены и обманутые мужья, а чудес не бывает…
— Ты с ней уже разговаривал?
— Нет, я даже смотреть на нее не могу. Сказал, что уезжаю в командировку на месяц.
— Что ты будешь делать, сынок?
— Я? Не знаю. Я ее так любил, мама, а она…
— А может, она так хотела ребенка, что решила забеременеть от другого мужчины?
— Зачем?! Если бы у нас с ней ничего не получилось, можно было бы что-нибудь придумать. Может, взять ребенка из детдома. Зачем же так, по живому?.. Что мне делать, мама? — Он положил голову ей на плечо, — Как мне со всем этим жить?
— Так, может, развестись с ней? — робко предложила она.
— Не могу я с ней развестись! Вот тут она у меня, заноза! — Он постучал себя по груди, — И жить с ней не могу, и развестись не могу. И ребенка, которого она носит, я уже ненавижу. Как посмотрю на ее живот… — Егор
Ее мальчик плакал, а она баюкала его, гладила по поблескивающим проседью волосам, пока он не уснул.
Это была страшная ночь. Ночь принятия нелегких решений. Ее мальчика обидели, сделали ему больно. Заставили его, сильного мужчину, плакать.
Она не может допустить, чтобы ее мальчик страдал. Она его мать, его защитница. Она разберется со всем сама…
— Что ты решил, сынок? — спросила она на следующий день.
— Я решил, что пока не буду ничего решать, уеду на месяц в Германию.
— Правильно, сынок. Не горячись, уезжай. А там, даст бог, все уладится.
— Да? — он горько усмехнулся. — Мамочка, ты до сих пор веришь в сказки?
— Я верю в справедливость, сынок. Вот во что я верю. А ты поезжай. Будет лучше, если ты побудешь один…
Она начала действовать только тогда, когда ее мальчик вылетел в Германию. Она не хотела, чтобы на него падала даже тень подозрения, если ей удастся осуществить свой план.
Сначала она хотела убить Лику, эту лживую тварь. Это было бы просто. Достаточно понаблюдать за ней несколько дней, выяснить ее привычки, а потом она знала, что делать. У нее есть очень хороший нож: длинное лезвие, удобная наборная рукоять. Лидия Степановна знает, куда нужно бить, чтобы быстро и наверняка. Не зря полжизни проработала санитаркой в морге. Всякого насмотрелась, всякого наслушалась. Кое-что вот запомнилось. Печень — беспроигрышный вариант, спасительный… Для Егора спасительный…
Лику убить легко, но не убьет ли она тем самым своего мальчика? Он любит эту гадину, до сих пор любит.
Нет, Лику убивать нельзя, как бы сильно этого ни хотелось. Есть другой вариант…
— …А твои люди, эти прихвостни Щирого, убили мою жену и мою маму. Кто-то должен за это ответить. Как ты считаешь, Серый?
— Егор, ты же знаешь, как я относился к Лике. — Серебряный не сводил глаз с зажигалки. — Я бы никогда не причинил ей вреда. Ты знаешь, как она погибла? Ты когда-нибудь видел у своей матери самодельный нож с наборной ручкой? Ты знаешь, как убили Стрижа и Антона Погорелова? Их убили так же, как твою жену, тем же ножом…
— Замолчи!!! Ты все врешь. Мама не могла, она мне обещала!
— Успокойся, Егор. Твоя мать тебя любила. Она защищала твои интересы. Она считала, что из-за Лики ты несчастен.
— А как моя жена оказалась в доме моей матери?! — свободной рукой Егор потер висок. — Это ведь ты их туда привез! Ты решил расправиться сразу с обеими, а потом свалить все на меня! Я знаю! Я давно за тобой наблюдаю, Серый!
— Зачем? Зачем мне убивать твоих женщин? Это паранойя. Егор, ну рассуди здраво!