Мужчины свои и чужие

Келли Кэти

– Ты, очевидно, посоветуешь мне бросить Луиса, вер­нуться к Джеки и быть примерной маленькой женушкой, «о я…

Ханна засмеялась:

– Ты что, рехнулась? Не мне давать тебе советы, Мэри, к тому – же я не отношусь к тем женщинам, которые ответ на любой вопрос ищут в мужчине. Ты взрослая. Позаботься о себе и девочках. Не слишком полагайся на мужчину – вот и все, что я могу сказать.

– А я считала, что ты влюблена, – заметила кузина. – По тебе не скажешь.

Прежде чем ответить, Ханна отпила глоток пива. Ей не хотелось рассказывать о себе, а если она заявит,

что все му­жики вруны и дерьмо, у Мэри может зародиться подозрение, что не все так безоблачно в собственной жизни Ханны Кэмпбелл.

– Мужчины, конечно, нужны, – сказала она. – Я к ним неплохо отношусь, но на данный момент я ни в кого не влюблена. Просто встречаюсь с одним, вот и все.

– Настоящая любовь – чудо, – заявила Мэри, глаза ко­торой снова загорелись. – Ты ведь любила Гарри, верно? Что же случилось?

– Я не просто любила его, я ему доверяла, – резко отве­тила Ханна. – Не делай этой ошибки, Мэри. Ради себя и дочек.

Рождественский день выдался сухим и холодным. Отец так и не появился, но Ханна не стала спрашивать, где он. Сама догадывалась: отсыпается в машине после перепоя. В половине одиннадцатого девочки уже наигрались со своими подарками, и они все вместе поехали к мессе. Ханна, которая не могла вспомнить, когда в последний раз была в церкви, все путала, становилась не там, садилась, когда надо было стоять, забывала вовремя встать на колени, чем заработала осуждающий взгляд Кристи.

– Прости, – прошептала Ханна, с трудом сдерживая смех при виде сурового лица девочки. Кортни, наоборот, по­любила тетку и уселась рядом с ней, держа в одной руке свою новую куклу, которая умела плакать и пачкать пеленки.

Когда они вернулись домой, старый «Форд» стоял во дворе. Отец был дома.

– Не связывайся с ним, Ханна, – предупредила Анна тихим голосом, чтобы Мэри не слышала. – Я не хочу, чтобы вы опять поссорились. Сегодня Христов день, давай сделаем вид, что у нас нормальная семья.

Когда-то Ханна непременно возмутилась бы. «Он так себя ведет, потому что никто ему ничего не говорит! – прошипела бы она. – Если бы он не тратил все до последнего пенни на выпивку, мы бы жили значительно лучше». Но те­перь она изменилась. Ей тоже хотелось мира и покоя, и ради этого она даже была готова улыбнуться отцу.

Дети вбежали в дом и в испуге остановились при виде развалившегося в кресле Вилли Кэмпбелла. Насколько его жена была худа, настолько он был толст. Он выглядел даже комично в потрепанном твидовом пиджаке и рубашке, которая когда-то была белой, а сейчас вся покрылась пивными пятнами. Все еще густая шевелюра совсем поседела.

– Мэри! – сказал он слегка заплетающимся языком. – Добро пожаловать. И малышка Ханна приехала… Не поцелу­ешь старенького папочку?

Ханна смотрела на это безнадежное существо и удивля­лась, почему он всегда представлялся ей таким монстром. Она вдруг поняла, что он совсем не плохой, просто слабый. Слабый и пьяница. И не его вина, что ей так не везет с муж­чинами и она постоянно выбирает таких, кто ее подводит, как делал всю жизнь ее отец.

– Привет, папа, – сказала она, не собираясь его обни­мать. –

Давненько не виделись. Счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества, дядя Вилли, – сказала Мэри, подталкивая к нему упирающихся девочек.

– Пойдемте, дети, – решительно сказала Анна, беря их за руки. – Вам надо переодеться. А ты, Вилли, умойся и сме­ни рубашку. Все-таки Рождество. Если захочешь отдохнуть, мы разбудим тебя к ужину.

«Ничего не изменилось, – подумала Ханна. – Мать по-прежнему дает ему возможность не опозориться, в завуали­рованном виде предлагая проспаться, потому что к столу его ждут чистым и трезвым». Когда-то Ханну возмущало слепое принятие матерью его алкоголизма. Ей хотелось крикнуть: «Прекрати искать ему оправдания. Уйди сама или заставь уйти его!» Но мать никогда бы этого не сделала. Кроме бра­ка, у нее ничего не было, а ее учили безропотно принимать все, что дает жизнь.

Когда отец, шаркая ногами, ушел в спальню, Ханна с об­легчением вздохнула. Казалось, она сдала трудный экзамен. Мириться с собственной жизнью значит принимать родите­лей такими, какие они есть. И ей это почти удалось.

Рождественский ужин благодаря девочкам получился ве­селым. Правда, Кортни сначала закапризничала, заявив, что не будет есть ничего зеленого, и с силой швырнула вилку через стол, когда перед ней поставили брокколи.

– И я не хочу! – поддержала ее Кристи.

– Удивляете вы меня, девочки, – вдруг спокойно произ­нес Вилли, – не едите свой ужин, а ведь знаете, что Санта за вами наблюдает.

– Мы уже получили подарки, – самодовольно ответила Кристи.

Вилли поднял брови.

– Но ведь он может забрать их назад, правда, Мэри?

Брокколи исчезла за пять минут. Ханна больше всех уди­вилась, что ее отец счел возможным вмешаться в детские дела. Он ведь никогда не умел обращаться с детьми! Но вне­запно в голове ее возникло смутное видение – она сидит у него на коленях, а он читает ей сказку. У них было большое кресло цвета ржавчины, которое он любил, и в его отсутствие она свертывалась в нем калачиком и скучала…

На глаза ей навернулись слезы, и она невольно шмыгнула носом.

– Ты не простудилась, Ханна? – спросила мать.

– Нет, мам, я здорова.

В доме никогда не держали алкоголь, но в этот вечер отец тем не менее казался слегка поддатым, хотя она не видела, чтобы он пил. Видно, где-то припрятал бутылку. На следую­щий день он уехал и не вернулся, а три женщины прекрасно провели время. Они играли с детьми, ходили на прогулку в горы и вернулись усталые, но довольные, и долго пили чай у огня.

В ту ночь Ханна проснулась в половине второго, услы­шав, как кто-то возится у входной двери. Она вздрогнула, как вздрагивала когда-то ребенком, когда раздавался скрип клю­ча в замке. Никогда нельзя было предугадать, в каком он явится настроении: веселом и жизнерадостном или мрачном. Тогда он принимался ворчать и винил всех, кроме себя, в том, что у него нет работы и будущего.

Боясь, что он расшумится и разбудит детей, Ханна молча встала и пошла на кухню. Отец сидел на полу, пытаясь ти­хонько снять ботинки.