«Мужчины, Женщины и Моторы»
Шрифт:
— Это же невозможно! — говорю я Ханзи, которая тогда была еще только моей невестой, — Наверное, что–то не так с часами!
Ханзи искоса смотрит на меня особым образом. — Все верно Фредль, — говорит она,
— Только… другие просто едут как дьяволы… а ты — как ночной сторож!
В этот день в груди Альфреда Нойбауэра зародились первые сомнения, действительно ли он рождён великим гонщиком…
[…]
В июле 1926 года в Берлине–огромная сенсация. На АФУСе проводится Гран–при Германии, гонка, каких Берлин еще не видывал. Заявлены 40 гонщиков со всего мира, все, чье
[…]
— Итак, господин Карачиолла, — приветствует его директор, — что вас ко мне
привело?
Вопреки своему обыкновению Руди пошел напролом.
Я слышал, что Mercedes не будет стартовать на АФУСе, господин директор?
— Совершенно верно. Гонка в Сан–Себастьяне для нас важнее. Нам нужно увеличить экспорт. Для этого необходима реклама — в виде побед за границей.
— И Вам совсем безразлично что происходит в Германии? Гонка на АФУСе–это первый Гран–при за много лет!
Зайлер пожимает плечами. — Я знаю. Но две гонки одновременно–это выше наших сил. А в полсилы мы не играем.
Руди глубоко вздыхает. И выстреливает, — Если Вы дадите мне машину–я справлюсь в одиночку!
Директор поднимает брови, — Вы…? Вы шутите! Молодой, неопытный–против всей мировой элиты?
— Мне всего лишь двадцать пять, господин директор, но я уже все–таки одержал за Mercedes 19 побед. Это не считается?
— 19 побед? Предположим. Но в каких гонках? Через горы Шлезии, Саксонии, Тевтобургский лес и тому подобное. АФУС–это совсем другое. Для этого нужен опыт. А он есть только у наших стариков… Я не сомневаюсь в Вашем таланте, но нам нужно думать об интересах фирмы. Поражение в Берлине было бы огромным позором…
— …а победа–огромным успехом! Вот что я предложу: разрешите мне стартовать частным образом. Неудача пойдет полностью за мой счет. А победа принесёт пользу нам обоим.
— Хм… Зайлер задумчиво рассматривает пепел своей сигары. Предложение звучит неплохо. Рвение этого Карачиоллы чем–то ему импонирует. Того просто не узнать, былую робость — как рукой сняло. Карачиолла, который сейчас стоит перед ним, полон энергии, решимости — это человек, который знает, чего хочет!
— Хорошо, — наконец говорит директор Зайлер. — Если Вы так сильно хотите обжечься… Вы получите вашу машину. Мы несем расходы — Вы риск. Согласны?
— Еще бы! Руди больше не отпускает руку Зайлера. — Благодарю Вас, — говорит он, Вы не пожалеете. Я обещаю!
Зайлер шумно вздыхает. – Кстати, я передумал. Я не поеду в Испанию. Я буду в Берлине. Он хитро подмигивает, — Само собой, частным образом!
Двумя неделями позже для Карачиоллы началась первая тяжелая гонка в жизни. Борьба, какой Германия еще не видела.
Лето 1926 года выдалось холодным и дождливым. Курорт Ванзее покинут. Элегантные кафе на Курфюрстендамм пусты. И только на АФУСе оживление. Последний день перед великой гонкой.
Руди Карачиолла тоже решил проехать пару кругов. Трасса покрыта пеленой дождя. О приличной езде нечего и думать. — Хватит
— Учитесь плавать, — бурчит директор Зайлер, который с жаром записывает времена круга конкурентов. – Возможно, тогда Вы будете быстрее!
Руди, промёрзший и раздражённый, хочет резко ответить. Но Отто Зальцер из старой гвардии, вызвавшийся быть сопилотом (прим.: тогда–второй пилот, находящийся в той же машине и помогавший первому в гонке) у Руди, покровительственно кладет ему руку на плечо и достает для своего подопечного тёплое одеяло. В этот момент в боксы заходит маленький человек с растрёпанными усами и широкополой шляпой. — Молодой человек, может, мне приделать к выхлопной трубе Вашей машины корабельный винт, чтобы Вы уплыли от всех соперников? — весело спрашивает он.
У Руди глаза вылезают на лоб, — Вы здесь, доктор Порше? Я думал, Вы собирались в Испанию?
Главный конструктор сердечно пожимает Руди руку, — Испанию я оставлю «старикам». Думаю, наш «младенец», нуждается во мне больше?
— Еще как! — говорит Зайлер, — Я только что рассчитал: Розенбергер, Рикен и Миноя показали лучшее время, чем наш господин Карачиолла. Ему придется хорошо постараться, чтобы завтра не отстать.
[…]
И вот — 11 июля 1926 года. Гонка за Большой Приз Германии, на которую заявлены 42 машины в трех классах.
В это воскресенье весь Берлин на ногах. 500.000 человек окружают трассу, они–на стоячих местах, на крышах автобусов, на ветвях деревьев. В почётной ложе выделяется заметный профиль кронпринца. Парой метров дальше сидит толстый Якоб Шапиро, член совета директоров Daimler–Benz и изучает последние биржевые сводки. Кучерявый, маленький министр внутренних дел Гржезински возбуждённо разговаривает с полной блондинкой.
Внезапно раздаются аплодисменты. Дамы вытягивают шеи: появляется Гарри Лидке, «разбиватель сердец» в многочисленных фильмах, в шляпе и с хризантемой в петлице.
Часы тикают, старт приближается. Моторы взвывают. Поднимается синий дым, воняет резиной.
Руди поправляет очки. Зальцер еще раз проверяет рычаги и приборы.
[…]
14 часов: человек в белом спортивном пиджаке поднимает черно–красно–золотой флаг. Еще полминуты…
Руди нажимает на газ, повышает обороты и по миллиметру отпускает сцепление. Зальцер напряжённо вглядывается вперед.
Флаг опускается. Машины мчатся вперед. Все–кроме одной. Белый Mercedes с красной полосой и номером «14» остаётся одиноко стоять с заглохшим мотором на бетонной прямой.
— Вылазь! — кричит Руди, — Толкать! Но Отто Зальцер уже давно покинул свое место и уже уперся своими широкими плечами в заднюю часть. Руди выжимает сцепление, качает педалью газа, включает четвертую скорость. На его лбу выступает холодный пот. Он чувствует на себе сотни тысяч пар глаз и больше всего желает провалиться сквозь землю.
Проходят секунды. И вот–наконец–то! — бормотание, тряска, мотор работает! Руди молниеносно переключает на нижнюю передачу. Зальцер прыгает на свое сидение. И тогда они мчатся вдогонку пелетону, который давно уже исчез в направлении южного виража.