Музы дождливого парка

Корсакова Татьяна Викторовна

Ната отвернулась от окна, посмотрела на внучку взглядом, который она запомнила на всю оставшуюся жизнь.

— Он был твоим ровесником. У него были планы и перспективы, а ты все это уничтожила, девочка моя. Тебе больно? Надеюсь, что больно, потому что в противном случае я окончательно в тебе разочаруюсь.

Марта не могла ответить, она запоминала сказанное Натой. На всю оставшуюся жизнь…

Марта выздоравливала медленно, несмотря на старания высококлассных специалистов, несмотря на дорогостоящее лечение. Врачи разводили руками, и только Ната знала, в чем причина. Наверное, Макс тоже догадывался, но молчал. С той страшной

ночи они стали отдаляться друг от друга, каждый из них переживал случившееся в одиночестве, каждый наказывал себя как умел.

— …Он умер, Марта. Все кончено.

Она в мельчайших подробностях помнила тот день. Это был день ее выписки. Ната приехала к ней с букетом белых лилий. Ната любила лилии, а Марта их ненавидела.

— Умер, не приходя в себя. — Ната смотрела на нее пронзительным взглядом, может, ждала слов покаяния.

Она не смогла, не нашла правильных слов. Внутри все заледенело, точно броней, покрылось тонкой коркой льда. Слов не было, только боль, которая останется с ней навсегда. Ната оказалась права, когда говорила, что это не пройдет.

— Я хочу пойти на похороны. — Это все, на что она решилась, все, что позволила ледяная броня.

— Невозможно. — Ната покачала головой. — Бессмысленно и неразумно.

— А имя? Я могу узнать его имя?

— Нет. Тебе же так будет проще. Когда у призрака из прошлого появляется имя, становится еще больнее. Можешь мне поверить, я знаю, о чем говорю.

Больше они ни разу не вспоминали ту страшную ночь. Не вспоминали, но и не забывали ни на секунду.

Макс сдался первым. Безбашенный, бесстрашный Макс начал принимать наркотики. Сначала легкие, потом все более тяжелые. Марта знала, что на сей раз он ищет не куража и не азарта, а забвения. Она понимала, сама спасалась от кошмаров и темных мыслей алкоголем. Чем спасалась Ната, не знал никто. Возможно, стальной Нате и не нужно было никакое лекарство…

— …Кто это? — Марта плечом привалилась к стене, прижалась виском к деревянной рамке. Теперь парень, которого она убила пять лет назад, смотрел прямо ей в глаза, теперь у нее появилась возможность узнать его имя. — Лысый, как его зовут?

— Этого-то? — Лысый широко улыбнулся. — Скажи, изменился пацан до неузнаваемости?!

— Кто?

— Да Крысолов! Это ж мы с ним на четвертом курсе, еще до того как… — Лысый вдруг осекся, замолчал.

— До того, как что? — Она не чувствовала ни рук, ни биения своего сердца, она больше вообще ничего не чувствовала.

— Он тебе не рассказывал?

— Что?

— Это темная история. Арсений до сих пор, мне кажется, не успокоился. — Веселый и жизнерадостный Лысый вдруг помрачнел. — Он был в коме два месяца. Все думали, что ему кранты. Даже я так думал. Я — лучший друг! Представляешь?

Марта представляла. Представляла, как никто другой, она ведь тоже так думала, она почти смирилась с этой мыслью.

— А он раз — и выкарабкался! Как выкарабкивался, это отдельная история, тебе будет неинтересно. Главное, что выкарабкался! Видела, какой он был? — Лысый кивнул на фото. — А после комы начал меняться. Похудел сильно. Все думали, что от болезни, что потом вес вернется, а он не вернулся. Теперь наш Крысолов красивый и поджарый, как Аполлон. Я ему даже завидую.

— На фотографии он в очках…

— Было дело. Но тут уже без мистики обошлось. Травма была такая… очки разбились, один осколок щеку пропахал, от него на память шрам остался. Это уже

потом Арсений лазерную коррекцию сделал. Да и то, скажу я тебе, не ради красоты.

— Зачем тогда? — Ноги стали ватными, Марта опустилась на стоящий у стены диван. Теперь она смотрела на Лысого снизу вверх.

— Что-то ты побледнела, подруга, — сказал он озабоченно. — Может, водички?

— Не нужно. — У нее едва хватило сил, чтобы растянуть губы в улыбке. — Просто голова что-то закружилась.

— Ну, после сегодняшнего неудивительно. Так о чем ты там спрашивала?

— Почему он сделал лазерную коррекцию?

— Потому что носить сразу две пары очков не слишком удобно.

— Две пары?..

— Ну да. Обычные для коррекции близорукости и желтые для другой коррекции.

— Какой?

— Что-то ты любопытная без меры. — Лысый подозрительно сощурился.

— А это тайна? Если тайна, то не рассказывай.

— Да нет в этом особой тайны. Ты можешь себе представить, каково это — постоянно видеть вокруг себя жмуриков? Ну так вот, через желтые стекла он их почти не видит. Желтые очки нужны, чтобы отключить радиоприемник. Ага.

— А таблетки? Он все время пьет какие-то таблетки. Это наркотики?

— Наркотики! — Лысый хлопнул себя по бедрам, расхохотался. — Ну, для кого-то, может, это и наркотики. Для моего кота так точно! Марта, это валерьянка! Прикинь, Крысолов, когда валерьянку выпьет, от потустороннего мира вообще отключается. Он даже может очки не надевать. Вот такой парадокс!

— Он ведь не всегда таким был? — Догадка вспыхнула в голове яркой молнией. — Не всегда их видел?

— До комы он был совершенно нормальный, среднестатистический, а вот потом понеслось. Скажу тебе по секрету, я бы рехнулся от такого подарочка, а Крысолов ничего, справляется.

— Лысый, а что с ним случилось? — Самый важный и самый страшный вопрос Марта задала отстраненно-равнодушным голосом. Жизнь под ледяной броней приучила ее к сдержанности.

— Темная история. Арсений и сам толком не понял. Вышел вечером от меня, собирался идти домой, а оказался в реанимации. Может, по голове какой урод шандарахнул, может, машина сбила. У него остались какие-то обрывочные воспоминания, вроде на него какая-то гигантская птица спикировала, но, ясное дело, это что-то типа посттравматического психоза или глюка. Ты только ему про эту птицу не говори, он не любит вспоминать. А я вот, как на духу, поймал бы ту падлу, которая это с ним сделала, голыми руками бы придушил.

Может, сказать, что вот она, падла, сидит на его диване, смотрит ему в глаза? А дальше что? Что изменится? Кому станет легче?.. Возможно, только ей одной и станет. Ей и так уже легко. Странное ощущение, когда легко и страшно одновременно. Тот парень, Крысолов, он не умер — это такое счастье и такое облегчение, что и словами не передать. Только вот Крысолов не знает, что во всем, что с ним случилось, виновата она, Марта. А если узнает? Если рассказать?..

И Ната… До чего ж жестоко, до чего несправедливо наказывать их с Максом вот так! Зачем она соврала, что он умер, почему не сказала правду?.. Хотела проучить? Или хотела оградить от того, что казалось ей угрозой. Не верила, что тот… что Крысолов выкарабкается, была уверена, что он не жилец? Пожалела внуков, решила, что так будет лучше? Этого уже не узнать никогда. Другое важно — он жив! Он жив, и Марта впервые за эти пять мучительных лет может вздохнуть полной грудью.