Музыка и музыканты
Шрифт:
Но день настанет неизбежный,
Неумолимо грозный суд!
Даже в этом, чуть слышном звучании мелодия песни не теряет своей уверенной силы. Слышите, как упрямо, по-маршевому четко повторяются интонации:
Не-у-мо-ли-мо гроз-ный суд!
Еще раз, как бы закрепляя главную мысль, повторяется
Это «Красное знамя», старая революционная песня.
Так вот оно что! Здесь сегодня поют песни революции. Да, друзья мои, когда-то революционные песни пелись шепотом. В старой царской России на эти песни был наложен строжайший запрет. За них людей бросали в тюрьмы, заковывали в кандалы. Их боялись так же, как боялись рабочих сходок и собраний, боялись как проявления разгорающейся революционной силы. А люди пели. На сходках и забастовках, в тюрьмах и ссылках. Пели громко, будто бросали песню в лицо палачам и жандармам, идя в ссылку и на казнь; пели шепотом, уходя в подполье, собираясь в окраинных покосившихся домиках, где жили рабочие с заводов Путилова и Лейснера, Обухова и Макферсона.
И убить, уничтожить эти песни было нельзя. Ведь это были песни-герои, а герой не может умереть.
Для вас, да и для меня, друзья, эти песни — далекая история. Они пришли к нам от наших дедов, и мы храним их в памяти с гордостью и благодарностью. И те ребята, которые поют сейчас «Красное знамя» в небольшой комнатке рабочего клуба и помогают нам представить себе, как это было пятьдесят лет назад, они тоже, как мы, знают об этом времени только по книгам и кинофильмам.
Но, слушая ребят, я вспомнила о том, что в Ленинграде есть такие исполнители революционной песни, для которых каждое выступление, каждая репетиция — это воскрешение пережитого, того, что они видели своими глазами, чему были свидетелями и участниками.
Помню, как в один из майских дней, когда весь Ленинград уже вовсю готовился к празднику песен, я зашла в нотный магазин на Невском проспекте, устроилась за столом, положила перед собой большую пачку нот и с головой ушла в их изучение.
В магазине стоял привычный, негромкий шумок. Кто спрашивал этюды Черни, кто сокрушался, что нет какой-то очень модной эстрадной песенки. Словом, все шло, как всегда.
Но вот в магазине появилась группа людей, которые сразу же заставили меня оторваться от моего, право же, очень интересного, важного и даже срочного дела.
Было в них что-то такое, что отличало их от других посетителей магазина. Чувствовалось, что эти люди здесь не в первый раз. Они дружески беседовали с Татьяной Петровной, директором магазина, здоровались с продавщицами — оживленные, по-юношески подтянутые и бодрые. А вместе с тем самому молодому из них было, вероятно, никак не меньше шестидесяти лет.
Их интересовали новые хоровые песни и упражнения для хорового пения... Артисты хора? Нет, не похоже.
Я сгорала от любопытства. И, не выдержав, спросила о них у директора магазина.
— Это из хора старых большевиков, — ответила Татьяна Петровна.
Так я познакомилась с этим удивительным коллективом — хором старых большевиков.
Исполняют
Что же это за песни? Кто их автор?
В 1897 году в камере Таганской тюрьмы родились слова песни, которой суждено было стать одним из гимнов революции.
Вы подумайте только, дорогие мои друзья! Человек, заключенный в тюрьму на долгие годы, лишенный свободы, света, воздуха, человек, на которого изо дня в день, словно стараясь сломить, согнуть его волю, давят стены тюремной камеры, пишет такие слова:
Смело, товарищи, в ногу!
Духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.
Имя этого человека — Леонид Петрович Радин. Он был талантливым ученым-химиком и стойким, пламенным революционером.
И что интересно: Леонид Петрович Радин сочинял не стихи, а именно песню, хотя сам никогда не был композитором. Он сочинял новые слова к песне, которая уже существовала. Автором ее был русский поэт 40—50-х годов прошлого столетия Никитин. Начиналась она так:
Медленно движется время, —
Веруй, надейся и жди...
Зрей, наше юное племя!
Путь твой широк впереди.
Молнии нас осветили.
Мы на распутье стоим...
Мертвые в мире почили,
Дело настало живым.
Песню эту когда-то очень любили. Вначале нравились и ее слова, которые в то далекое время звучали почти революционно, нравилась и мелодия — призывная, горячая, с упругим чеканным ритмом. Но затем слова песни устарели. «Веруй, надейся и жди...» Нет, не к этому нужно было призывать революционную молодежь; не ждать, а завоевывать нужно свободу, бороться за нее. Вот и родились в тюремной камере новые слова к знакомой и любимой мелодии. И как по-новому зажила она, словно вся расцветилась более сочными, более выразительными красками! Попробуйте сейчас спеть мелодию со старыми словами — вам покажется, что они не подходят к этому напеву, в котором чувствуется упорная, волевая поступь... Вперед! «Смело, товарищи, в ногу!»
Да, второе рождение песни стало более ярким, более значительным.
Именно эту песню — «Смело, товарищи, в ногу!» — очень любил Владимир Ильич Ленин; именно эту песню — со словами поэта-революционера Радина — пели бойцы революции.
Были у революции и другие песни — скорбные, траурные:
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил...
В борьбе за народное дело
Ты голову честно сложил...
<