Музыка и музыканты
Шрифт:
Что же получается? Значит, песня и романс — это одно и то же?
Не будем торопиться с выводами. Послушайте, что было дальше.
Во все века, во всех странах всегда существовали лирические песни, песни про любовь. Их пели и простые деревенские девушки, и нежные городские барышни; дочери аристократов и их служанки. Конечно, эти песни не могли быть одинаковыми у тех и у других, особенно в «галантном» XVII веке, веке фижм, мушек, пудреных париков и нежных, тонких чувств, сентиментальных и благородных. Аристократам того времени особенно недопустимыми казались «плебейские», простонародные песни. Даже само название «песня» и то, казалось, говорило о чем-то
Вот тогда-то во всей Европе городские песни с чувствительной мелодией и любовным содержанием, в отличие от простонародных, стали называться красивым иностранным словом «романс». А то, что когда-то слово это означало именно ненавистную им «плебейскую» песню, — это забылось. И только через много-много лет историки-музыковеды доискались до настоящего значения этого слова.
В Россию же это слово попало именно во втором своем значении. Но и здесь с романсом произошла удивительная вещь.
Еще одна неожиданность
Ранние русские романсы называют еще романсами бытовыми.
«Бытовые» — значит связанные с бытом, с повседневной жизнью людей. Поэтому давайте сейчас заглянем в гостиную русского дворянина начала XIX века, в гостиную времен Пушкина, и снова вспомним о вечерах домашнего музицирования.
Для того, чтобы представить себе, как выглядела такая гостиная, нам с вами нужно поехать в город Пушкин — это один из пригородов Ленинграда — и войти в Елизаветинский дворец со стороны так называемого «церковного корпуса». Не думайте только, что я вас обманула: пригласила в дворянскую гостиную, а веду во дворец, словно в гости к императорской семье.
Посмотрите-ка на рисунок!
Уютный домик, правда? И сразу видно, что старинный. Должна вам сказать, что он существует до сих пор. Вот только попасть в него, даже при нашем с вами умении фантазировать, довольно трудно.
Дело в том, что этот домик стоит... на столе, на большом длинном столе в одном из залов Пушкинского музея, который и расположен в церковном корпусе Елизаветинского дворца.
В этом домике все настоящее. Столы и столики, стулья, кресла и диваны — настоящего красного дерева; на стенах — картины, тщательно написанные маслом; красивый обеденный стол накрыт явно для приема гостей — серебро, хрусталь, фарфор на белой крахмальной скатерти. Даже большие стоячие часы и те настоящие — ходят, время показывают. Они действительно большие — величиной со спичечный коробок, даже, пожалуй, чуть побольше, и циферблат у них больше тарелки, стоящей на столе.
Жил в таком домике, в середине XIX века, один из друзей Александра Сергеевича Пушкина — Павел Воинович Нащокин (только домик, конечно, был обыкновенный, а не «домик-крошечка»). Он был человеком широкой натуры, гостеприимным, щедрым. Была у него и еще одна черта: задумает что-нибудь — ни спать, ни есть не может, пока не выполнит задуманное. Таких людей называют одержимыми.
И пришла ему в голову мысль: сохранить в памяти потомства свой дом, в котором так часто бывал его друг, великий поэт России. Задумал — и, как видите, сделал, хотя и разорился из-за этого окончательно.
Средняя из трех сохранившихся до нас комнат домика — как раз та гостиная, которая нам нужна.
Видите, здесь стоит
«Черная шаль». Романс. Музыка Верстовского, слова Пушкина.
Аккомпанировать можно на рояле, а можно и на гитаре. Даже, пожалуй, для гитары этот аккомпанемент подходит больше.
Гляжу как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль, —
так начинается эта история о любви, измене и ревности... А в конце есть такие строчки:
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
Герой убил свою возлюбленную.
Скажу вам по секрету, что Пушкин, когда пересказывал эту историю, наверняка в душе немножечко над ней подсмеивался — слишком уж душераздирающая, жуткая драма, не для пушкинского жизнерадостного, светлого таланта.
Но композитор Верстовский музыку к ней написал всерьез. Такую, как тогда требовалось, чтобы исполнить этот романс, как говорят, «с настроением». Правда, сейчас она и нам, как и Пушкину, кажется чуточку преувеличенной, слишком «чувствительной»; но в те времена такие переживания волновали многих по-настоящему, и девушки, исполняя этот романс, сами бледнели от ужаса и останавливались, не в силах сдержать подступившие к горлу слезы. К тому же, несмотря ни на что, музыка и правда очень красивая.
Здесь же, среди лежащих на рояле нот, мы, наверное, найдем много романсов с французскими текстами. В них чаще всего говорится о грациозных и изящных пастушках и пастухах, которые пасут своих беленьких кудрявых овечек на зеленых лугах: о голубке, потерявшей своего голубка. Эти трогательные, сентиментальные истории поются на такой же трогательный грустный мотив.
Вечер. В гостиной нащокинского дома собрались друзья и знакомые хозяина. Вполне возможно, что здесь сегодня и Пушкин. Устроился уютно на диванчике в углу и приготовился слушать музыку — здесь всегда музицируют. Кто-то снял со стены гитару, настраивает ее, кто-то сел к роялю, перебирает лежащие на нем ноты, нашел что-то интересное, открыл, поставил на пюпитр и обратился к гитаристу: «Споем романс Булахова «Тройка». Гитаристу ноты не нужны — он играет по слуху и, конечно, как все присутствующие, прекрасно знает этот романс.
Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт.
Колокольчик звонко плачет.
То хохочет, то гремит.
Едет, едет, едет к ней,
Едет, к любушке своей.
Романс «Тройка» до сих пор любят исполнять на концертах певцы-тенора. Но вот что интересно: вслушайтесь-ка в него как следует. Простой, бесхитростный напев, куплеты и даже припев... Постойте-ка! Какой же это романс?! Это ведь самая настоящая песня!