Музыка и музыканты

Левашева Галина Яковлевна

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадет.

В те годы часто можно было услышать, как люди, возвращаясь из кинотеатра домой, всю дорогу что-то напевают, со словами или без слов, громко или тихонечко, про себя. И почти с уверенностью можно было сказать: они смотрели фильм с музыкой Дунаевского. Мелодии его песен сразу же становились знакомыми и любимыми.

Представляете

себе теперь, как мы мечтали о встрече с Дунаевским? Мы просили ребят из клуба юных любителей музыки (был такой клуб при Дворце пионеров) пригласить Дунаевского на творческую встречу. Им, конечно, удобнее всех это сделать, думали мы. Им, как говорится, и карты в руки.

Но, пока мы мечтали и строили планы, Исаак Осипович сам пришел к нам, и не просто в гости.

Однажды нам сказали, что при Ленинградском Дворце пионеров организуется ансамбль пионерской песни и пляски и что руководить этим ансамблем приглашен... Дунаевский!

Думаете, мы обрадовались? Ничего подобного. Мы испугались.

Одно дело — пригласить известного, любимого композитора в гости, и совсем другое... Ох, даже подумать страшно.

Лучшая наша певица, Лена Сорокина, которая очень хорошо, всегда с удовольствием пела песню Дунаевского «Дальняя сторожка», теряла голос от одной мысли, что ей придется петь «Сторожку» при Дунаевском.

— Подумать только, ведь это же он сам написал, а я так вот вдруг возьму и буду при нем петь, — плакала Лена. — Ни за что!

Хотя мы подсмеивались над ее горькими, отчаянными слезами, нам тоже было очень страшно. Что мы скажем, когда он придет? И вообще как все это будет?

Он вошел в нашу большую гостиную как-то очень просто. Невысокий, ничем не примечательный человек. Уютно уселся за столом, посмотрел на нас, улыбнулся, и всем сразу стало весело и радостно, будто он сказал нам что-то очень хорошее, что-то очень приятное для каждого.

А потом начался интересный, деловой разговор, и волноваться было уже некогда.

Лена Сорокина, почти совсем успокоившись, вышла петь «Дальнюю сторожку». Вдруг Исаак Осипович встал из-за стола, и не успели мы оглянуться, как он уже был у рояля.

Сел Дунаевский к роялю как будто между прочим; казалось, опустился на стул на минутку, сейчас тронет клавиши и отойдет (как хорошо мы изучили потом эту характерную для него манеру садиться за рояль!), потом посмотрел на Лену и заиграл вступление к песне.

Лена пела замечательно. Мы потом узнали: когда Исаак Осипович сам аккомпанирует, плохо не споешь. Так внимательно и чутко следил он за певцом, такое верное настроение, удобный темп давал во вступлении, что сразу же чувствовалось: за роялем друг, помощь, поддержка.

Знакомство кончилось, и началась каждодневная работа.

В ансамбль входил большой хор, симфонический оркестр, танцевальная группа и группа чтецов. Попросите сейчас любого из них рассказать о репетициях, о занятиях, — первое, что они скажут: «И трудно же было!» А лицо при этом такое, будто говорят: «Был сплошной праздник».

И то, и другое правда. Исаак Осипович был необыкновенно требователен к нам и очень не любил, когда взрослые оправдывали

какие-нибудь наши ошибки «детским возрастом». «Вы вышли на сцену,— значит, вы артисты», — говорил нам Дунаевский и добивался серьезного, профессионального отношения к работе.

Вместе с тем даже при такой напряженной работе у нас всегда сохранялось праздничное, отличное настроение. Его великолепно умел создавать Исаак Осипович. Почувствовав, что мы устали, он и не подумает нас жалеть или уговаривать. Мимоходом скажет что-нибудь смешное (а как он умел смешить!) и сам первый расхохочется, заразительно, радостно. За ним весь ансамбль взрывается смехом, и усталости как не бывало. Репетиция идет дальше.

Было и еще одно, что снимало усталость и придавало праздничность даже репетициям, — музыка Дунаевского. Она сама была такой молодой, энергичной, бодрой, что хотелось спеть и сыграть ее как можно лучше, веселее.

Если такими радостными были репетиции, то представляете себе, каким же торжеством были для нас концерты.

... Стройным амфитеатром по обе стороны от оркестра становится хор. Поднимается занавес. В черном костюме, с маленьким красным значком депутата Верховного Совета РСФСР выходит на сцену наш Исаак Осипович.

«Парадом радости» называли концерты пионерского ансамбля.

...Вспоминается один танец — гопак, поставленный на музыку Дунаевского к кинофильму «Богатая невеста».

Оркестр начинает играть медленное вступление. Хор единым быстрым движением надевает шапочки, наклоняет головы, и вся сцена превращается в поле больших желтых подсолнухов... Плавно, под музыку колышутся подсолнухи; идут последние такты вступления, танцоры стоят за кулисами и ждут. Исаак Осипович дирижирует, а сам нет-нет, да и посмотрит в их сторону: держись, мол, сейчас жарко будет.

И вправду, начиналось что-то невообразимое. Какой-то стремительный вихрь из лент, цветов и сияющих физиономий вылетал на сцену.

Мы всегда поражались, что наши танцоры и оркестранты выдерживают, не сбиваются, а они совершенно искренне убеждали нас, что сбиться невозможно. Очевидно, дело было в том, что Исаак Осипович хорошо знал ребячьи возможности. Может быть, оркестр под его управлением играл совсем не так уж быстро, только очень темпераментно, с большим чувством. Музыка зажигала танцоров; танцевали они увлеченно, самозабвенно; вот и создавалось впечатление виртуозной стремительности.

А после концерта снова репетиции, занятия, подготовка новой программы, повторение старой...

Нам, наблюдавшим за неутомимой работой Исаака Осиповича, оставалось только недоумевать — откуда берет столько сил и энергии этот маленький, совсем не богатырского сложения человек? Ведь мы знали, что он руководит еще одним ансамблем, взрослым: ансамблем железнодорожников; возглавляет Ленинградское отделение Союза композиторов, является депутатом Верховного Совета РСФСР.

И это все при том, что прежде всего и главным образом он был композитором, автором огромного количества песен. Тридцатые годы, о которых мы сейчас говорим, были началом и одновременно ярчайшим расцветом его песенного творчества.