Музыка нас связала...

Линник Сергей

Сколько ни тяни, а пробовать придется. Еще раз проверил карманы куртки — больше на той стороне я мерзнуть не хотел. Телефон и блютуз наушники, заряженные до упора. Перчатки матерчатые, их я сейчас надену, как и вязаную шапочку. Конфеты — часть с собой, остаток — на полке, положил так, чтобы сразу дотянуться, когда назад полезу. Воду в пластиковой бутылке туда же. И тетиженина чекушка — для Федора, я ведь в прошлый раз не отдал ему обещанное. А так нельзя — меня за язык никто не тянул, сам предложил.

Застегнул все карманы на «молнии», выдохнул, как перед прыжком

в воду, и опустился на четвереньки. Мелькнула мысль перекреститься, но не стал. Всю жизнь считал себя агностиком, и в прошлый раз обошлось без ритуальных жестов, значит, не нужно.

И если вчера я на окружающую обстановку по дороге туда внимания не обращал, то сейчас останавливался чуть не каждую секунду, и пытался понять: а как оно? А никак. Нора, по которой я ползу. А назад когда лез — просто вывалился в подвал.

И только задумался о такой разнице, как оказался на той стороне.

***

Здесь всё было точно то же самое. Разве что мой угол, в котором я сейчас стоял в несколько унизительной позе, был убран. Федор, наверное, подметал. Спасибо ему.

Я встал, отряхнул руки, но перчатки снимать не стал. Вон, сейчас доску с заусенцами брать придется, наверное, опять надевать надо будет. Поднялся по ступенькам и подергал дверь. Ожидаемо закрыта. Пойду проверенным путем: начну громыхать подручными средствами, пока Федор не услышит.

Но сегодня повезло. Не успел я спуститься, как услышал снаружи:

— Кто? Саня, ты?

— Я. Откроешь?

Все любят риторические вопросы. Даже если не ответят, не обидно.

Дверь открылась, явив мне Федора, сегодня щеголявшего в плащ-палатке, с которой стекала вода. Да и на улице тоже капало. Хоть и весна. Каждый год случается, и почти всякий раз с дождями и слякотью.

— Пришел всё-таки, — сказал он.

— Получилось.

— И как оно?

— Лихо было, думал, коньки отброшу. Еле домой дошел. Сахар сильно упал. И пить хотелось... Но я подготовился. Набрал конфет, и вода в подвале стоит. Да, чтобы не забыть, возьми, — я достал чекушку. — Вчера обещал ведь.

Федор молча взял бутылку, покрутил ее в руках, хмыкнул пару раз, покачал головой и вернул.

— Не, не надо. Выпивать я не особо люблю, а тут... У тебя бутылка плоская, в наших магазинах таких не продают. Увидит кто — вопросы начнутся. Объясняй потом, что такое АО «Татспиртпром», и с какой радости у них гост две тыщи тринадцатого года. Вот эти полосочки — что значат?

— Специальным прибором считывают, там информация о производителе, и прочие сведения.

— Вот, а у нас такого нет. Понимаешь? Вся эта бутылка — сплошное палево. Вот и подумай, стоит стакан водки возможных неприятностей, или нет? Вкурил? Пойдем, сядем лучше, а то торчим тут в дверях, будто неродные.

Это мне показалось, что всё так же. Ящиков этих в прошлый раз не было, это я хорошо помню. Зато сидеть на них очень удобно. Федор снял плащ-палатку и небрежно бросил ее на обломки досок.

— Ну давай я тебе сигарет принесу. Мальборо. Целый блок, — предложил я.

— Саня, «Прима» стоит четырнадцать копеек. Говно, конечно, полное,

но я привык. Мне зарплаты на нее с головой хватает. Я что, пацан сопливый, перед девками этими твоими «Мальборо» форсить? И продавать я их не понесу, там, небось, таких полосочек, — кивнул он чекушку, которую я так и не спрятал еще в карман, — тоже со всех сторон налепили. Не надо мне ничего, не переживай. Ты вот что ответь. Вернулся ведь не просто так? Надумал чего? Не ради экскурсии в прошлое?

— Есть такое. Брат мой, Лёнька... — выдохнул я.

— Что с ним? — полюбопытствовал мой собеседник.

— Убьют его в этом году. В сентябре в отпуск приедет, и не вернется.

Федор вытащил ту самую «Приму», которая четырнадцать копеек, закурил, сделал первую глубокую затяжку, и спросил:

— Афган?

— Да. Он же в цирковое после армии поступал, не прошел. А ему кто-то сказал, что надо прапором на войне один срок отслужить, тогда примут. Он и пошел в сверхсрочники.

— Циркачи, твою ж налево, — сплюнул Федор не то налипший на губу табак, не то восторг от действий советской власти.

Он курил молча, то и дело стряхивая пепел и рассматривая остаток сигареты после каждой затяжки. Бычок, совсем крохотный, который держал кончиками пальцев, бросил на пол, и затоптал каблуком.

— И как ты собрался брата спасать?

— Не знаю пока.

— Хороший план, не придерешься, — с издевкой оценил мою задумку Федор.

— Так я ведь даже не знал, смогу ли сюда второй раз попасть. Теперь думать начну.

— Письмо напиши. Так и так, Ленька, это твой брат Саша из будущего. Ты в Афган не ездяй, а то тебя там прихлопнут. А в конце — семь номеров из «Спортлото», как ты мне вчера предлагал. Сразу поверит.

— Петросян, блин. Придумаю что-нибудь. Время есть. Слушай, ты спрашивал... хотел узнать... про себя, да? Я выяснил! Ты вот что...

— Молчи! Сказал: не надо. Не хочу слышать даже. Может, я от смерти сберегусь, а из-за этого погань какая случится? Нет уж, проживу, сколько отмеряно. Но и тебе мешать не стану. Это твоя ответственность. Замок врежу, ключ... да возле двери повешу. Жрать захочешь, или переночевать — заходи. А делать что-то — и не проси даже. Договор? — и он протянул руку.

— Договор. Пойду я тогда.

Уже возле лаза я повернулся и спросил:

— А ты не хочешь со мной?

— Чудак-человек. Конечно, нет. Что я там забыл? Сигареты с полосочками? Хотя фонарик годный, хорошо светит, батареек для него принеси, вот подарок и будет. Я их потом в краске утоплю, как сядут. К тому же — дело опасное. Я ведь на твоей стороне окочурился уже? А теперь следи за работой мысли. Вот я появляюсь там внезапно живой, а вселенная вдруг решит это дело исправить. Как в книжке про миллиард лет до конца света, я в нашей библиотеке читал, в журнале «Знание-сила». И что тогда? Потянешь назад, чтобы ожил? Так ты в это время конфеты лопать должен будешь, а то рядом ляжешь. Так что давай, не боись, я тебе тут как в лучших отелях организую. Ты только когда на улицу выходить будешь, оглядывайся по сторонам, чтобы не спалили.