Музыка под занавес
Шрифт:
— А Чарли записал все встречи и телефонные переговоры с этим субъектом, — добавила Шивон.
— Как вы догадались?
— Хейзл сказала.
— Так и было. И представьте, этот деятель был в восторге!.. То есть я хочу сказать — большинству людей не очень-то нравится, когда их тайком записывают на пленку, понимаете?..
— Понимаю, — сказала Шивон.
— Но наш оформитель неожиданно решил, что это дьявольски смешно.
— Как я поняла, это будет довольно большой проект?
— Да, но он уже почти завершен. Я смонтировал почти два часа записи, и заказчик пока
Гримм пожал плечами, каким-то непостижимым образом выразив этим жестом свое отношение ко всем современным художникам разом.
— Как его зовут, этого Леонардо от видеоискусства?
— Родди Денхольм.
— И он живет в Шотландии?
— У него есть квартира в Нью-Тауне, но он там редко бывает.
Зажужжал интерком у входной двери — это Гудир принес пленки и цифровые диктофоны.
— И что, по вашему мнению, здесь может быть интересного? — спросил Гримм, разглядывая пластиковые пакеты, которые констебль поставил на пол возле стола секретарши.
— Честно говоря, я сама не знаю, — откровенно призналась Шивон.
Хейзл Хармисон закончила разговор с клиентом и теперь разглядывала полупрозрачные мешки с выражением отвращения и болезненного любопытства. Ее опять затрясло, и, хотя она крепко обхватила себя руками за плечи, это больше не помогало.
— Ты назначила встречу на сегодня или на завтра? — спросил Гримм, надеясь отвлечь внимание Хейзл.
— На завтра, на д-двенадцать часов.
— Эти записи, которые вы сделали в парламенте… — вмешалась Шивон. — Вы сказали, что записывали заседания одного из комитетов. Не подскажете, какого именно?..
— Комитета по возрождению городов, — ответил Гримм. — Я бы, впрочем, не сказал, что на этих заседаниях кипят такие уж серьезные страсти.
— Охотно верю, — согласилась Шивон. — И все же это может быть интересно. Скажите, заседания записывали вы или мистер Риордан?
— Мы записывали их вместе.
— И этот комитет возглавляет Меган Макфарлейн, не так ли?
— Откуда вы знаете? — удивился Гримм.
— Считайте, что я интересуюсь политикой. Вы не против, если я познакомлюсь с этими записями?
— С записями заседаний Комитета по возрождению городов? — озадаченно переспросил инженер. — Боюсь, что человек, который по-настоящему интересуется политикой, вряд ли станет слушать эту лабуду. Вот если бы вы были кое-кем другим, тогда, возможно…
— Кем же я должна быть? — спросила Шивон.
— Мазохисткой, — ответил он, поворачиваясь к микшерному пульту.
— Джилл Морган? — проговорил Ребус в домофон. Он стоял у дверей дома на Грейт-Стюарт-стрит. За его спиной с ревом неслись по «шашечкам» мостовой машины. Утренний час пик еще не закончился, и Ребусу пришлось наклониться и прижать ухо к динамику домофона, чтобы расслышать ответ.
— Кто там?.. — Голос в динамике звучал вяло и сонно.
— Прошу прощения, если я вас разбудил… — Ребус постарался говорить как можно вежливее. — Я из полиции,
— Вы, наверное, шутите?.. — Теперь в сонном голосе звучали нотки раздражения.
— Это вы решите сами, когда услышите последние новости.
Но его слова утонули в грохоте грузовика; Джилл Морган их просто не услышала, и Ребус смиренно попросил его впустить.
— Я не одета…
Ребус повторил свою просьбу еще раз. Раздался сигнал, Ребус толкнул дверь и оказался в подъезде. Поднявшись на второй этаж, он увидел, что дверь открыта, но все же счел нужным постучать.
— Подождите в гостиной! — крикнула в ответ Джилл, вероятно, все еще одевалась в спальне.
Гостиную, представлявшую собой часть широкого, длинного коридора, Ребус увидел сразу. В некоторых домах такое помещение называли «холлом» или «приемной». Если вы не хотели, чтобы посторонние люди вторгались в ваше жилое пространство, вы могли поставить в холле стол и принимать гостей там. Самому Ребусу казалось, что это очень по-эдинбургски — гостеприимно, но не чересчур.
Гостиная в доме Джилл Морган была обставлена дорогой белой мебелью и оклеена белыми обоями, отчего помещение напоминало эскимосское иглу. Только покрытый лаком паркетный пол сохранял свой естественный цвет, и первые несколько секунд Ребус смотрел исключительно себе под ноги, чтобы не заработать снежную слепоту. Затем он огляделся. Помещение было просторным, с двумя большими окнами. Над камином, отделанным белым мрамором, висел настенный телевизор с плоским экраном. На каминной полке — никаких побрякушек или цветов, и нигде ни следа пыли или грязи, из чего Ребус заключил, что Джилл Морган живет здесь одна, а не снимает квартиру пополам с подружкой. Впрочем, на жилое помещение гостиная походила мало: казалось, ее обставили специально, чтобы фотографировать для воскресного иллюстрированного приложения.
— Прошу прощения, сэр, — сказала Морган, входя в комнату. — Мне только что пришло в голову: я вас впустила, а ведь вы могли оказаться кем угодно. Я знаю, что у полицейских должны быть удостоверения; можно взглянуть на ваше?
Ребус предъявил свое удостоверение и, пока она его изучала, внимательно рассматривал подругу Нэнси Зиверайт. Худая, ростом не больше пяти футов, с остреньким личиком, чуть раскосыми, миндалевидными глазами и волосами, собранными на затылке в жиденький конский хвост, она напоминала сказочного эльфа. Руки у нее были тонкими как спички. Тиббет и Хейс говорили, что Джилл Морган работает моделью, но сейчас Ребусу не очень-то в это верилось. Разве модели не должны быть высокими?..
Убедившись, что Ребус тот, за кого себя выдает, Джилл Морган упала в белое кожаное кресло, подобрала под себя ноги.
— Чем могу быть полезна, инспектор? — спросила она, складывая руки на коленях и напуская на себя томный вид.
— Мои коллеги сказали, что вы работаете моделью… — Ребус сделал вид, будто восхищается обстановкой гостиной. — Вероятно, вы неплохо зарабатываете?
— Вообще-то я планирую сделать карьеру в кино.
— Правда? — Ребус изобразил живейший интерес.