Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи
Шрифт:
<…> ибо то, что отражалось в музыке вовремя Великой Французской революции, еще полнее отразилось в гигантской музыке Бетховена 627 .
Своей интерпретацией бетховенского наследия нарком просвещения начала 1920-х годов кодифицирует и обобщает положения, к тому времени уже неоднократно сформулированные в советской печати. Так, «Известия ВЦИК» от 3 июля 1919 года утверждали:
Героический Бетховен – живая иллюстрация революционного духа в музыке. Бетховен с первой до последней ноты своей – революционер и великий демократ. Конечно, если бы он жил теперь, то в его лице искусство обрело бы самого стойкого бойца. Ничего от изнеженности, извращенности, от пресыщенности: здоровьем и могучей силой народа веет от тех звуков… 628
627
Луначарский А.В. Бетховен // Луначарский А.В. В мире музыки. Статьи и речи. 2-е изд., доп. С. 77. Ссылка на исследование Ж. Тьерсо «Празднества и песни французской революции» (Paris, 1908; рус. пер. – Пг., 1918), к которой прибегает здесь Луначарский, становится впоследствии традиционной для исследований на тему «истоков творчества Бетховена».
628
Цит. по: Дрейден С. Ленин слушает Бетховена. С. 44.
В одном только абзаце партийной прессы сформулированы основные характеристики образа композитора и его творчества в советской трактовке: связь
Впрочем, мысль о всеобъемлющей революционности музыки Бетховена утвердилась в российских музыкально-критических кругах задолго до наступления революционной эпохи. Романтическая концепция «героического Бетховена», «синтетическое представление о Бетховене как человеке и художнике, чьи творческие замыслы нераздельно связаны с его личной трагической судьбой» 629 , наследуется от западного музыкознания второй половины XIX века. «От старой немецкой писательской школы Адольфа Б. Маркса и отчасти от позднейшего Амброса» 630 шел в своих утверждениях уже Антон Рубинштейн: «Вспыхивает Французская революция – появляется Бетховен!» Музыка Бетховена – «музыкальный отклик трагедии, которая называется свобода, равенство, братство!» 631 . Эти идеи особенно активно популяризировались в России в период первой русской революции 632 . В «Вестнике Европы» за 1907 год появляется статья С.К. Булича 633 с программным заголовком «Музыка и освободительные идеи» 634 , главным героем которой выступает именно Бетховен. Знаменитые «бетховенские» лекции Д. Шора, с которыми он выступал не только в Москве, но и в провинции, получили, благодаря своей политической заостренности, отклик в большевистских кругах: о них писала «Правда», а в одесской газете «Наше слово» знаменитый впоследствии большевик В. Воровский. В 1910 году в Саратове они даже вызвали репрессии со стороны губернатора, закрывшего Общество народных университетов, где выступил Шор, – за то, что тот пытался «восхвалять Бетховена не как художника, а как революционного деятеля» 635 .
629
История европейского искусствознания. Вторая половина XIX века – начало XX века: В 2 кн. / Отв. ред. Б.Р. Виппер и Т.Н. Ливанова. Кн. I. М., 1969. С. 329.
630
Яковлев В. Бетховен в русской критике и науке. С. 69.
631
Рубинштейн А. Музыка и ее представители. Разговор о музыке. М., 1891. С. 49 – 50.
632
Л.В. Кириллина полагает, что связь Бетховена с идеями Французской революции была обоснована «в пику» немецкому музыкознанию французами: «Естественно, что для французских музыкантов и музыковедов было крайне заманчиво увенчать свою апологетическую концепцию революции гигантской фигурой Бетховена <…>. Кроме того, французские критики и писатели гораздо лучше немцев владели искусством броской эссеистики. В итоге французская беллетризованная бетховенистика повлияла на русское музыкознание неизмеримо ощутимее, нежели “cкучная” немецкая научная проза с ее опорой на архивные документы» (Кириллина Л.В. Бетховен. Жизнь и творчество. Ч. 1. С. 36). Однако факты говорят о другом, и это показывает уже процитированный выше В. Яковлев, указывая на ранние – немецкие источники «революционизирующей» творчество Бетховена концепции и ее российских апологетов. Работы Ромена Роллана (чья первая «бетховенская» публикация появилась в 1903 г.) и Эдуарда Эррио («La vie de Beethoven», 1929), которых в этой связи упоминает исследовательница, появились значительно позже. О влиянии на советскую интерпретацию Бетховена немецкого музыкознания в лице П. Беккера (которому никак нельзя отказать в «эссеистичности») и его неоднозначной трактовке бетховенского симфонизма с точки зрения отражения новой исторической ситуации речь пойдет дальше. Немецкую научную школу в переводных монографиях представляли и Теодор Фриммель (Жизнь Бетховена / Переработанный пер. с нем. З.В. Эвальд под ред. И. Глебова. Л., 1927; 2-е изд. – 1933) и швейцарец Карл Неф, чья книга (Nef Karl Einf"uhrung in die Musikgeschichte, 1920) была также значительно подредактирована Б. Асафьевым, выдержав два издания (1930, 1938). Характерно при этом, что Асафьев использовал французское и уже переработанное издание этой книги, подвергнув (по его собственному признанию) дальнейшим «изменениям характеристики отдельных композиторов и их творчества» (Асафьев Б. (Игорь Глебов). Предисловие // Неф Карл История западно-европейской музыки / Перераб. и доп. пер. с фр. Б.В. Асафьева. М., 1938. С. 6). В окончательной «советской» версии книги в уста Нефа вкладывается следующая характеристика: «Бетховен <…> воспитался под влиянием лозунгов свободы, братства и равенства и декларации прав человека и гражданина» (Неф Карл. История западноевропейской музыки. С. 234). Таким образом, речь может идти об определенной «контаминации» мотивов немецкой и французской мысли о музыке. Это можно заметить уже в первом советском издании, посвященном Бетховену (Р – А. Лудвиг ван Бетховен. М., 1919). Суждения Ромена Роллана о композиторе соседствуют здесь с высказываниями Вагнера и Беккера. Тем не менее, советские переводы Роллана (c 1933 г.) и Эррио (c 1959 г.) серьезно запоздали по сравнению с немецкими авторами. Последних, кроме того, солидно представлял сборник переводных статей: Проблемы бетховенского стиля / Под ред. Б.С. Пшибышевского. М., 1932.
633
Булич Сергей Константинович (1859 – 1921) – лингвист и этнограф, композитор, историк музыкальной культуры. В 1882 г. окончил Казанский университет, ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ. Преподавал в Петербургском университете с 1885 г. (с 1908 г. – профессор). Изучал индо-европейскую грамматику, западноевропейскую филологию и теорию музыки (у Г. Беллермана и Э. Наумана) в Германии (Берлин, Лейпциг, Йена). Занимался в Петербургской консерватории (класс гармонии Ю.И. Иогансен). С 1891 г. преподавал на Женских высших (Бестужевских) курсах (с 1910 г. – ректор). С 1907 г. возглавлял Общество писателей о музыке.. Один из наиболее значительных представителей казанской лингвистической школы. Один из первых русских индологов и основоположник экспериментально-фонетических исследований (наряду с В.А. Богородицким). Автор учебников по языкознанию. Один из организаторов факультета музыки Института истории искусств в Петрограде (с 1919 г.). Автор биографических очерков о русских композиторах, статей по истории музыки и исследований о музыке у славянских и финно-угорских народов, редактор муз. отдела Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. См.: А.Ш. Булич Сергей Константинович [Эл. ресурс]. – Режим доступа:Дата обращения: 13.05.2012.
634
Булич С. Музыка и освободительные идеи // Вестник Европы, 1907. Март. С. 5 – 26.
635
См.: Нестьев. Музыка Бетховена в Советской России. С. 242.
В одном из своих вступительных слов в знаменитых «Исторических концертах» 1907 – 1917 годов, проводившихся по инициативе композитора и дирижера С.Н. Василенко, известный московский критик и просветитель Ю.Д. Энгель 636 так говорил о влиянии Французской революции на творчество Бетховена:
Рушились старые авторитеты и старые суеверия, со всех сторон давившие человека. Народился новый человек, прозревший божество в самом себе, в своем собственном ничтожестве, и с тех пор познавший восторг и муки вечного раздвоения. Отдельная личность, раньше бывшая ничем, теперь стала всем. <…> Вот этот-то новый человек, сознающий себя мерилом самого существования, и нашел себе впервые могучее выражение
636
Энгель Юлий Дмитриевич (1868 – 1927) – музыковед, фольклорист, композитор и переводчик. Окончил юридический факультет Харьковского университета, в 1897 г. Московскую консерваторию (композиция – С.И. Танеев, М.М. Ипполитов-Иванов). Заведовал муз. отделом в газ. «Русские ведомости» (1897 – 1918). Ред. муз. статей в Энциклопедическом словаре Гранат, переводчик «Музыкального словаря» Г. Римана и автор-составитель его русского отдела. Один из основателей Народной консерватории в Москве (1906). Собиратель и пропагандист еврейской песни, один из организаторов Общества еврейской народной музыки в Петербурге. После революции сотрудник Музо Наркомпроса. В 1922 г. переехал в Берлин, где организовал филиал Общества еврейской народной музыки. В 1924 г. переселился в Палестину. Преподавал, публиковался, давал лекции и концерты. Один из основоположников русской музыкальной лексикографии.
637
Энгель Ю. Очерки по истории музыки. Лекции, читанные в исторических симфонических концертах Имп. Русского Музык. О-ва в Москве в 1907 – 1908 и 1908 – 1909 гг. М., 1911. С. 67 – 79.
Подобные мысли Энгель высказывал не только в своих написанных на основе лекций «Очерках по истории музыки», но и в популярном «Энциклопедическом словаре» издательства «Гранат» (1899), в переводе 5-го издания немецкого «Музыкального словаря» Г. Римана, а после Октябрьской революции в период своей работы в Наркомпросе развивал их в многочисленных выступлениях перед самыми разными слушателями. Обращает на себя внимание абсолютное совпадение бетховенского образа, создаваемого Энгелем в предреволюционные годы, с тем пониманием творчества немецкого композитора, которое станет определяющим для пореволюционной культуры. Еще разительнее сходство с будущим «языком революции» самой использованной Энгелем ницшеанской лексики и риторики: «старые суеверия, давившие человека», «новый человек, прозревший божество в самом себе», вплоть до скрытой цитаты из русского текста «Интернационала»:
<…> личность, раньше бывшая ничем, теперь стала всем 638 .
Между тем уже к началу XX века русский читатель мог познакомиться и с «деромантизирующими», «дереволюционирующими» концепциями бетховенского творчества, отрывающими его от прямого воздействия социальной жизни. В течение XX века эта тенденция будет нарастать в западном музыкознании. В ставшей широко известной монографии Беккера 1911 года концепция «поэтической идеи», созидающей художественную форму, «эстетической автономии» художника и его творения от событий реальности сформулирована на примере Бетховена вполне отчетливо: «Внешняя жизнь протекает мимо, не касаясь его» 639 :
638
Процитированный фрагмент заставляет вспомнить, что Энгель был видным деятелем еврейского национального возрождения.
639
Беккер П. Бетховен: В 3 вып. / Авториз. пер. с нем. Г.А. Ангерт под ред. Д.С. Шора. Вып. 1. М., 1913. С. 81.
Не революционером-разрушителем выступил Бетховен. Буря и натиск ему неведомы. Да и против чего ему было восставать? Не существовало ни тормозящих традиций, ни узких предрассудков, с которыми приходилось бы бороться 640 .
Полемика вокруг тезиса о «революционности» Бетховена продолжалась до середины 1920-х годов 641 , хотя отсылка к Бетховену в связи с музыкой Великой французской революции становится в 1920-х годах широко употребительной. Так, Е. Браудо в своей «Всеобщей истории музыки» посвящает музыке революционной Франции отдельный раздел, мотивируя свой пристальный интерес к ней так:
640
Там же. С. 85.
641
В зарубежном бетховеноведении его попытался оспорить в 1927 юбилейном году А. Шмитц, что, впрочем, не изменило ситуации: Schmitz A. Das romantische Beethovenbild. В.; Bonn, 1927.
Не только в бытовом, но и в чисто музыкальном отношении Великая Французская Революция внесла в искусство начало, подготовившее героическую эпоху первой половины 19 столетия и ее сильнейшего выразителя Бетховена 642 .
Музыка революции интересна автору как провозвестница бетховенского стиля, а музыка Бетховена, в свою очередь, вызывает интерес как подготовка современного искусства.
Однако Сабанеев в те же годы, что и Браудо, утверждал прямо противоположное:
642
Браудо Е. Всеобщая история музыки: В 3 т. Т. 2. С. 108.
Думать, что Бетховен реально и сознательно воплощал в музыке идеи французской революции, было бы наивно и немотивированно: в нем отразился вообще тон эпохи, сотканный столько же из идей революции, сколько из наполеоновского милитаризма, которому Бетховен тоже отдал дань поклонения, сколько из романтических представлений о сущности музыки, которые начали свое воздействие уже в музыке Моцарта 643 .
Склонный к парадоксам и острым полемическим выпадам Сабанеев не может, однако, оспорить одно из самых устойчивых представлений эпохи, настолько глубоко оно закрепилось в ней. Как пишет один из редакторов журнала «Музыкальная новь»,
643
Сабанеев Л. Всеобщая история музыки. С. 143.
<…> ни один композитор столь тесно не связал себя с судьбами революции, как Бетховен, и хотя это была революция буржуазная, хотя ее лозунги далеки от лозунгов современности, тем не менее музыка Бетховена для нас все еще действенна, она дальше, чем какая-либо другая, от перспектив сдачи в архив 644 .
И уточняет, что Бетховен
<…> «связан» с Великой Французской Революцией, как обычно утверждают, причем едва ли кому в голову приходит анализировать конкретно природу этой связи 645 .
644
Чемоданов С. История музыки с связи с историей общественного развития. Очерк марксистского построения истории музыки. С. 135.
645
Чемоданов С. О Бетховене и современности. С. 14.
Это отсутствие аргументации «за ненадобностью» говорит в сущности о том, что приведение бетховенского творчества к общему знаменателю «революционной музыки» является для данного времени риторическим приемом. Но в горниле подобной риторики за Бетховеном на многие десятилетия закрепляется роль «медиума» любой революции.
По-видимому, внутренне полемичной по отношению к этой ситуации, складывавшейся в советской культуре на рубеже 1910 – 1920-х годов, была попытка А.Ф. Лосева интерпретировать одно из самых знаменитых бетховенских творений – Пятую симфонию – в «Очерке о музыке», так и оставшемся незавершенным 646 . Философ помещает разбор этого сочинения в качестве примера той «музыкальной критики», которая, по его мнению, должна возникнуть в качестве одной из ведущих отраслей современной науки о музыке. Краткая авторская аннотация этого фрагмента точно обозначает оппозиционную суть его словесной трактовки:
646
Лосев А.Ф. Очерк о музыке // Лосев А.Ф. Форма – Стиль – Выражение. М., 1995. С. 637 – 667.